Возвращение из мрака - Анатолий Афанасьев Страница 74

Сидоркин, услышав такое, подумал с сожалением, что, похоже, самые прожженные циники с возрастом впадают в детство. Вслух спросил:

– Похищение Гараев организовал?

– Кто же еще?

– А цель? Вроде выкуп так и не затребовали?

– Я сперва думал, на Атаева давеж. Предупреждение. Теперь так не думаю. У них другая задумка была. Интересно какая.

– Самая простая, – Сидоркин поделился соображением. – Набирали рекрутов из лиц славянской национальности. Обычная практика. С детишками еще удобнее. Из пацана кого хочешь вырастишь. Вон целое поколение «пепси» сфабриковали. Диверсанта пленить – раз плюнуть.

Дарьялов покачал головой.

– Нет, с Сашей не тот случай. Разве что…

– Договаривайте, Петр Петрович. Дарьялов улыбнулся как-то смущенно.

– Знаешь, разное лезет в голову. Может, готовят кадры на период окончательной оккупации. А что? Американосы своих наставили и ничего, пятнадцать лет нами управляют… Подумай сам. У Гараева нынче власть огромная, но все же на президента он не потянет. Приходится какие-то правила соблюдать. Допустим, те же американосы, они же не поставили нам Чубайса или, скажем, Ирку Хакамаду. Провели в верховные пьяную россиянскую будку, и это разумно. Вывеска привлекает, когда на родном языке. За умным, интеллигентным еврейцем народ не пойдет, как и за племенным кавказцем. Себе назло, а не пойдет. А за алкашом, за дуболомом – да хоть в воду.

– Как-то вы, Петр Петрович, не уважаете наш народ, что ли?

– За что его уважать? – с неожиданной злостью вскинулся Дарьялов. – За то, что полыхает безропотно? Больше не за что.

– Все равно неувязка выходит, – Сидоркин увлекся идеей, позабыв на минуту, зачем пришел. – Если он такой необыкновенный, как вы говорите, и вдобавок телепат, зачем он им сдался? Для крепкого гауляйтера нужен кто-нибудь попроще, с деревянной башкой, без всяких гуманитарных признаков. Типа что-нибудь Черной Морды. С вашим вундеркиндом они нервы себе испортят. Все вундеркинды с закидонами. Их мучают приступы интеллекта. Я читал в умной статье на похожую тему: гаулятерами всегда подбирали самых тупых и безжалостных.

– Правильно, Антон. На этом пункте я тоже споткнулся. Но времена меняются. Да, тупыми исполнителями легче управлять, но с ними не провернешь сложные, многоходовые комбинации.

– И где он сейчас? – спросил Сидоркин. – Наш великий шахматист?

От резкого перехода Дарьялов поморщился.

– Опять за свое… Что же вы с ним хотите сделать? Брать будете? Потом в отстойник? По общей схеме?

– Петр Петрович, генерал не ходит с кондачка. Но мне пока не докладывает. Моя задача – найти. Не обезвредить – найти.

– А если скажу, что у меня перед этим парнем моральные обязательства? Поверишь или нет?

– Поверю… А вы поверите?

– Чему, Антон?

– Моему слову. Никто парня по пустому не тронет. Если чистый, пусть гуляет.

Дарьялов задумался, нехорошо задумался, глядя через Сидоркина, как через стекло. Заговорил устало, непохоже на себя:

– Эх, Антон Иванович, милый мой… Сколько мы дров наломали, ни лесу, ни щепок не осталось… моя жизнь к закату идет, лишний грех не хочу брать на душу. Насчет кто кого тронет, не заблуждайся. Берегись, как бы он тебя не тронул.

– Все равно его достану, – сказал Сидоркин. – Только времени больше уйдет. Вы же понимаете. Может, для него будет хуже. Один разговор до, другой – после.

– Самуилову передай, хочу с ним повидаться. Это мое условие.

– Принято, Петр Петрович.

ДЕНЬ ЗАВОЕВАТЕЛЯ

В свои сорок пять лет Исламбек Гараев чувствовал себя так, будто вчера родился. Ни капли усталости в могучем теле. Ему нравилось жить на свете, очень нравилось. Ни одной ложки земного меда он не пропустил мимо рта. С тех пор, как возмужал, брал все, что хотел, где хотел и у кого хотел, и ни разу не усомнился в своем праве брать. По жизни его вел инстинкт сильного зверя, не знающего страха, не ведающего, что такое условности. Конечно, какие-то правила приходилось соблюдать, но лишь те, какие признавал сам, а не те, которые навязывались кем-то. Этих правил было немного, и с каждым днем становилось все меньше. Умный зверь тоже соблюдает правила, к примеру, не идет в приготовленную для него ловушку и не режет скот возле логова. Из многочисленных житейских радостей, тешащих сердце, выделял, ставил выше других терпкое, невыразимо прекрасное наслаждение агонией подыхающего у твоих ног врага. Ни сладострастные корчи строптивых гурий, ни стоны отроков, распятых на ложе любви, ни слезные мольбы умерщвляемых за провинность рабов – ничто не сравнится с возвышенным чувством победы. Когда на пути попадался зверь, не уступающий в изворотливости и напоре, он все равно нападал, не заботясь о собственной шкуре, но если терпел неудачу, то стремился заключить с сильным врагом союз, взаимовыгодный для обоих. Слово, данное равному себе, он не нарушал никогда.

Так было с Карабаем. Их пути долго шли параллельными курсами, но оба понимали, что рано или поздно они пересекутся. И дело не в том, что они находились в каком-то дальнем замысловатом родстве, в высшем смысле все настоящие хищники, способные в одиночку противостоять миру, отчасти родня, независимо от породы, а в том, что их интересы совпадали, сходились в одной точке – в Москве.

Карабай был старше Исламбека лет на пять, и когда Гараев в скромном облике торговца мандаринами делал первые ходки в столицу гяуров, Карабай уже несколько лет парился на северах по резиновой статье – от семи до пятнадцати. Исламбека еще никто не знал, кроме близких родичей и побратимов, а слава об отчаянном молодом абреке, совершившем ограбление банка в Ростове, при этом завалившим двоих ментов, уже перешагнула с Кавказа на равнинные просторы России. По тем годам – семидесятые, переломные – прогрессивная демократическая система взяток, выкупов и залогов еще была в зародыше и за подобное преступление геройскому по нынешним понятиям пареньку грозила высшая мера: но подсуетились ли влиятельные покровители или, что, скорее всего, сжалился Аллах, отвалили убивцу всего восьмерик – с конфискацией родной сакли.

Многозначительная подробность: уже тогда Карабай был – просто Карабаем, и все усилия судебных органов выяснить, установить его какую-то более подходящую для протоколов личность окончились ничем.

Сколько он отсидел и где пропадал, выйдя на волю, никому не известно, это одна из окружавших его жизнь многочисленных тайн, но объявился Карабай на Кавказе заново лишь в царствование меченого Горби, когда с грохотом и вонью начали рушиться укрепы империи и в деревянную башку россиянина вколачивали первые гвозди нового мышления. Объявился как-то сразу в полном блеске бесстрашного борца за свободу и независимость многострадальной Ичкерии – и это тоже было похоже на чудо. Еще Дудай не вошел в силу, еще мало кто предугадывал восшествие на российский престол трехпалого саратовского обкомовца, а на Кавказе и за его пределами во всю ширь гуляла молва о великом герое, который пришел, чтобы освободить народы гор от многовекового ига двуглавого орла. В эту пору Исламбек Гараев, сколотив на мандаринах и анаше небольшой капиталец, только-только поставил под контроль парочку-тройку подмосковных рынков. Да еще в одном из спальных районов арендовал помещение под акционерное общество АО «Континенталь».