Предательство в Неаполе - Нил Гриффитс Страница 72

Луиза беспрестанно кивает, страстно желая поверить моим словам.

— Ты прав, — произносит она.

Мы встаем. Луиза бросает на столик несколько купюр.

— Что ты собираешься сейчас делать? — спрашиваю я.

— Собираюсь затащить тебя в постель.

Беру ее за руку, и мы идем вверх по улице Санта-Мария-ла-Нуова. Луизу переполняет нервная энергия. Чувства мои, впервые за долгое-долгое время, остры как бритва. У себя на службе стоило мне только посидеть в одной комнате с пациентами, и я мог сказать, на какой стадии срыва они находятся. Чистая телесная физика. Вроде резонанса. Чувства больных вибрируют от душевных страданий, а я воспринимаю их вибрацию, словно живой счетчик Гейгера. Так я узнавал, насколько серьезно положение. Насколько уязвимо, насколько переменчиво, насколько отчаянно. И теперь я принимаю эти сигналы от Луизы.

Пока мы не встречаем на лестнице синьору Мальдини, мне и в голову не приходит, что мы можем с ней столкнуться и к чему это может привести. Осуждение написано у нее на лице. Я подталкиваю Луизу мимо старушки. Мы окружены врагами, мелькает у меня мысль. Спокойствия нет нигде.

Уже в комнате я спрашиваю:

— Не помню, она тебя знает?

— Конечно, знает, — раздраженно произносит Луиза. — Весь Неаполь знает, кто я такая. Все читают сплетни «Коррьере делла маззоджорно». Было время, когда про нас с Алессандро каждую неделю писали.

— Как думаешь, с чего это хозяйка так надулась?

— Да просто старая она. Ей бы не понравилось, даже если бы мы сидели здесь паиньками и кофе попивали.

— Уходим. Прямо сейчас. Догоним ее на лестнице. Не хочу, чтобы она злилась. Пойдем в гостиницу. — Вижу, что Луиза согласна. — Прошу тебя. Мне здесь нравится и хочется, чтобы ко мне относились радушно.

Синьору Мальдини мы догоняем у маленькой деревянной дверки. Я размахиваю банкнотами, как будто мы возвращались только затем, чтобы прихватить денег. Старушка смотрит на меня, потом с головы до ног оглядывает Луизу. Хорошо, что мы так сделали. Несмотря на бесстрастность старушки, видно, как она изумлена. Знаменитость в ее доме. Еше несколько недель назад я не сумел бы уловить разницу между осуждающим взглядом хозяйки при встрече и взглядом располагающим, каким она одарила нас сейчас. Быстренько чмокаю синьору в лоб, и мы, пригнув головы, выходим на улицу.

Бродим по центру Неаполя в поисках гостиницы. Время полуденное, и душно даже в самой густой тени. Поначалу Луиза намеревается зайти в один из роскошнейших дворцов по набережной Чиайя — отели для кинозвезд и президентов. Но потом говорит, что бывала там на стольких приемах и обедах, что ее обязательно узнают и могут шантажировать. Мне приходится повнимательнее приглядеться к Луизе, чтобы понять: шутить изволит. В конце концов мы выбираем гостиницу «Джолли» — небоскреб-уродину в центре города.

Луиза заполняет регистрационную карту. Я стою рядом, озираясь по сторонам. Теперь нам приходится беспокоиться не только из-за каморры. О чем догадывается Алессандро? Что он предпримет, чтобы доказать это или опровергнуть? Я помню его тяжелый взгляд, изучающий меня в зеркальце машины: что читал он на моем лице? Что выискивал?

Луиза помахала передо мной карточкой-ключом, и я потащил ее к лифту. В кабине никого не было, и мы принялись целоваться. В губы, в лицо, в шею. Рука моя быстро пробирается ей между ног. Страсть душит меня, Луиза возбуждена. Раздается мелодичный звон. Мы на шестнадцатом этаже. Луиза поправляет одежду перед тем, как открываются двери. Иду за ней в номер. Он шикарнее, чем я думал. Быстренько задергиваем шторы и включаем свет. Гул Неаполя, проникающий всюду, до нас не долетает. Сбрасываем одежду. И предаемся друг другу телом и душой. Алессандро — побоку, Джованна — побоку, Неаполь — побоку. Виновность, ответственность, долг — побоку. Я веду Луизу от позы к позе. Она податлива и исполнена желания.

— Я хочу кончить в тебя.

Луиза встает с постели, открывает дверцу мини-бара и достает бутылочку воды. Выпив половину, протягивает бутылочку мне со словами:

— Не говори ничего, просто делай — и все.

Ложится и помогает мне войти в нее. Всякое нетерпение — позади. На этот раз — неспешно, осмотрительно. Мы не сводим глаз друг с друга. Луиза просовывает руки себе между ног.

— Хочу быть уверена, что кончу вместе с тобой.

Вхожу глубоко, вытаскиваю совсем — и опять. Движения медленные, плавные. И очень скоро желание оргазма становится нестерпимым.

— Я сейчас кончаю.

Подо мною задвигалась ее рука. Смотрю вниз. Луиза начинает постанывать. Ждать больше нет сил. Я бурно извергаюсь в нее. От макушки до кончиков пальцев на ногах меня бьет дрожь. Луиза кончает сразу за мной. Ее ногти глубоко впиваются мне в спину, тело содрогается. Я бессильно распластываюсь на ней, уткнув лицо в подушку. Луиза выскальзывает из-под меня. Снова мы лежим бок о бок. То, что несколько секунд назад представлялось самым важным, теперь кажется бессмысленным, а наши судорожные движения, наше нетерпение выглядят смешными, даже глупыми. Я опустошен, потерян, обеспокоен. Но Луиза вознамерилась устроиться у меня на плече. Высоко поднимает мою руку, подлезает под нее и крепко прижимает к своему телу. И мгновенно наши действия обретают смысл, оказываются уместными и исполненными значительности. Я успокаиваюсь, и мы засыпаем. Когда я просыпаюсь, Луиза уже одевается. Зажав в зубах ремешок часов, она двумя руками застегивает «молнию» на юбке, оправляет выбившуюся блузку. Застегивает ремешок на запястье и встряхивает рукой. Сегодня она без лифчика. Метнувшись к краю кровати, я притягиваю Луизу к себе и, обняв руками за бедра, целую сначала один сосок, потом другой. Во мне снова разгорается огонь желания. Опрокидываюсь на постель. Луиза накидывает кофточку, одной рукой застегивает пуговки.

— Мне надо идти, — говорит она. — Чем собираешься сейчас заняться?

— Не знаю. Раскину мозгами, нет ли способа помочь Джованне.

— Помни: деньги у меня есть.

— Когда я тебя опять увижу?

— Завтра, конечно.

— Где? Мне сюда возвращаться что-то не хочется.

— Тогда приходи ко мне. Алессандро целый день будет в суде.

— День приговора.

— По-моему, приговор будет ему известен уже сегодня вечером, но придется пройти через все процедуры.

— Джованна с ужасом ждет, что их освободят.

— Ничего удивительного. Ее брат — животное.

— Алессандро, похоже, считает, что за эти два года тот кое-какого ума набрался.

— Алессандро считает, что он парень башковитый. Что означает: не будь он настолько обездолен, то мог бы стать юристом или еще кем. Государство виновато. Бедняжка Лоренцо Саварезе!

— Я его не понимаю. То ли это его задевает, то ли нет.

— Джим, не будь таким наивным. Он меняется, когда ему это нужно. Как и все мы.