Сад камней - Яна Темиз Страница 71

Ему представлялось, как вот сейчас все сядут за стол, пойдут какие-то ничего не значащие разговоры, и во время этих разговоров он вдруг услышит что-то такое… или про чье-нибудь алиби, или про какую-нибудь улику, или про отношения между убитой и кем-нибудь. Он не знал, что бы такого он мог услышать, но этот ужин, с того самого момента, как Маша его пригласила, стал для него чем-то вроде ожидаемого ребенком праздника: непременно будет подарок, а какой – не узнать, пока не дождешься и не сорвешь шуршащую и блестящую бумагу, и можно сколько угодно гадать, что же там, в этой коробке… а главное, что уж пустой-то она точно не будет!

Николай что-то сказал по-русски сыну, Мишка (отличный, шустрый мальчишка, странным образом похожий то на отца, то на мать) бросился в дом, Маша и Лана чему-то засмеялись.

Видимо, поняв, что неуместный смех нуждается в объяснении и что найдена удачная тема для общего разговора, Маша сказала:

– У моего мужа потрясающая манера давать указания! Он же целыми днями на своем строительстве, и вокруг либо рабочие, либо подчиненные, и им, как мы поняли, нельзя просто сказать: сделай вот это! Надо еще обязательно объяснить – как именно и убедиться, что они все поняли и не сделают по-своему. Так вот Ник у нас теперь и дома так говорит. Сейчас вместо того, чтобы сказать: принеси мне минералки! – сказал: Мишка, положи шампур, вытри руку, пойди на кухню, открой холодильник, возьми там на дверце бутылку, найди открывалку, открой бутылку и неси ее сюда!

– Это еще хорошо! – подхватила Лана. – Оставил ребенку простор для творчества: найди открывалку! Не сказал же: открой второй ящик сверху…

– Я же не знаю, где у вас открывалка! – невозмутимо заявил Николай, и все, радостно отвлекаясь и преувеличивая комизм ситуации, снова засмеялись.

Пришедший с зеленой бутылкой в одной руке и открывалкой в другой Мишка подозрительно посмотрел на развеселившихся взрослых.

– Вы чего? – требовательно спросил он по-русски. – Вот, сами открывайте, а не смейтесь тут!

– Да мы не над тобой! – Михаил-старший забрал у него бутылку и, открыв, протянул Николаю. – Мы над тем, как папа говорит.

– Папа, между прочим, нормально говорит! Все, давайте все по местам, у меня все готово! – Николай перешел на общепонятный английский. – Садитесь, пожалуйста! Миш, вина налей всем, лучше бы водки, конечно, но они, наверно, не будут? – он снова сбился на русский. – Извините… трудно все время по-английски, не привык я. И устал: еще утром в Москве был, между прочим!

– Спасибо вам за приглашение, – извиняющимся тоном заговорила Айше. – Мы понимаем, что вам хотелось бы отдохнуть, да и у нас не то настроение… но… раз уж мы попали в такую историю… и быть одним… моему брату сейчас нужна поддержка…

– Да. Не извиняйтесь, – строго остановил ее Николай и встал. – У нас принято… – он не знал, как сказать что-нибудь похожее на «поминать», и подобрал другие слова: – пить за того, кто умер. В память о нем. Стоя и не чокаясь. И за вас, Мустафа. Чтобы у вас хватило сил это пережить. Ради вашего сына.

Айше быстро перевела отрывистые фразы, мужчины поднялись, присмиревший Мишка почти испуганно оглядел вдруг ставших серьезными гостей и родных.

– Ох, – Маша, поморщившись, поставила бокал, – не могу я пить… как вспомню… как вчера: кровь эта… плохо делается!

– Нет, Маш, ты выпей, хоть расслабишься! А что вино… так кровь давно ушла в землю, королева… кажется, так?

Нихат ревниво слушал непонятный диалог, потом тоже выпил, потом ел вкусную рыбу, передавал какие-то тарелки, один раз вдохнул запах близко наклонившейся к нему, что-то подавшей Маши, что-то переводил не знающему английского Мустафе и чем дальше, тем больше разочаровывался. Он приглядывался, прислушивался, обращал внимание на все мелочи, он смотрел на все и на всех, он замечал тех, кто проходил по улице, он видел, как выходила прогуляться пожилая пара соседей, как пробежала собака, во сколько зажгли уличные фонари, – и что?!

Что особенного мог он заметить? Что такого, чтобы прямо сейчас раскрыть или хоть сдвинуть дело с мертвой точки? Ему так хотелось сделать это прямо сейчас, на глазах у Маши, но умом уже осознал всю безнадежность и глупость своих надежд.

Как он мог рассчитывать на что-то такое? Как мальчишка, ей-богу!.. Да, красивая женщина… но соображать-то надо!

Сын Маши, наскоро поковырявшись в рыбе и салате, уже выскочил из-за стола и, видимо играя во что-то наподобие индейцев, носился вокруг дома, то тихо выглядывая, то с неожиданным воплем выпрыгивая из-за угла: наверно, ему казалось, что никто не ожидает его именно с этой стороны, и он по какой-то собственной хитрой системе чередовал, откуда выбежать, и если иногда действительно удавалось напугать мать, или Лану, или даже вставшего к мангалу отца, он шумно радовался и вновь исчезал за домом.

Вот и ты как мальчишка: подкрадываешься, прячешься, чтобы неожиданно выскочить, но никто тебя всерьез не принимает – сам себе придумал игру, сам и играй.

За столом говорили о разном, в том числе и об убийстве – как не говорить, если у всех мысли об одном и том же! – но ничего такого, что могло бы «пролить неожиданный свет» или «натолкнуть на молнией блеснувшую догадку», никем сказано не было. Никто не припомнил вдруг никаких подозрительных подробностей, муж убитой был не более подозрителен, чем любой на его месте… дурак ты, Нихат, и больше ничего!

А в свете этой, «молнией блеснувшей» догадки то, что лежит у тебя в кармане, вообще ни в какие ворота… сыщик-любитель! Нихату стало так стыдно, что он сам почувствовал, что покраснел. Одно хорошо: свет на террасе неяркий, давно стемнело, все заняты разговором, никому не до него и его переживаний.

Как он объяснит Кемалю?.. Или теперь не отдавать до завтра? А если это важно – да чего важного, что такого поймет Кемаль, чего не понял он сам? Все подтвердилось: звонки с телефона Эмель были, а что он не отдал распечатку… завтра с утра и отдаст, Кемаль ему не начальник, в конце концов!

Ужин подходил к концу, Лана и Мишка понесли остатки рыбы в сад, где вокруг них с мяуканьем и шипением собралась целая кошачья стая, Николай с Михаилом, позвав Мустафу, курили и что-то убирали около мангала, Маша предложила кофе и чай и пошла на кухню.

Никаких озарений не принес этот ужин, глупо было и надеяться.

– …совсем не о разводе, – услышал он вдруг шепот. Даже не сразу понял – чей именно. Сам шепот насторожил его, мгновенно пробудив все надежды: не зря я, значит… кому-то есть что скрывать и о чем шептать! Тем более Айше: раз шепчет мужу, значит, хочет скрыть от брата, а может быть, и от него, то есть от полиции – настоящей полиции, расследующей убийство, а не от Кемаля, который, понятное дело, заинтересованное лицо…

– Нихат, – негромко позвал его Кемаль, – иди-ка послушай, что тут… Айше сейчас с соседкой говорила. С Шейдой. Странные вещи получаются.

Снова стало стыдно.

Черт, ну почему я весь вечер попадаю впросак?! Или это мне кажется, что я попадаю, а на самом деле никто ничего?.. Во всяком случае, все ведут себя так, как будто со мной все в порядке, ничего не происходит, я ничего неправильного не думаю и не делаю… так, о чем это он?!