Жизнь после жизни - Александра Маринина Страница 71

Краеведческий музей занимал одно крыло небольшогодвухэтажного здания и выглядел бессистемным нагромождением экспонатов, однакоКасте объяснили, что это — следствие ремонта и, как только он закончится, всеэкспонаты будут немедленно расположены в должном порядке. Спасибо ГалинеИльиничне Корягиной, царствие ей небесное, благодаря ее доброте и широте души умузея появилась наконец возможность и протекающую крышу починить, и ремонт впомещениях сделать. Как полгода со дня смерти исполнилось, так завещаннуюквартиру сразу же продали, вот и денежки появились.

— А вещи Корягиной? — спросила Настя. — Ихтоже продали?

— Что-то продали, а кое-что оставили для памяти и длябудущих экспозиций.

— Можно взглянуть на то, что осталось?

— Конечно, пойдемте к Агриппине Феодосовне, это все унее.

Агриппина Феодосовна, научный сотрудник музея, оченьпожилая, но очень живая и энергичная дама, с радостью согласилась показатьжурналистке из Москвы, приехавшей специально для сбора материала о Корягиной,оставившей завещание в пользу музея, «наследие Галины Ильиничны», как онаименовала предметы обстановки и обихода. В ее кабинете Настя сразу же увиделатот самый торшер, розовый с зеленым, на белой резной ноге, о котором говорилаТатьяна Корягина. Харлампий Аколуфьевич Корягин. Надо же, имя ему вполнеподходит.

— Вы сохранили только вещи или бумаги тоже остались?

— Разумеется, — Агриппина Феодосовна недовольносвела к переносице реденькие бровки, — все бумаги сохранились. Каждаябумажка — это документ, свидетельство эпохи, и когда-нибудь они станут поистинебесценны. Я стараюсь сохранить все, что можно, потому что через сто летобязательно будут делать экспозицию «Традиции и быт провинциального российскогогорода начала двадцть первого века», ведь это так интересно! Будут представленымебель, посуда, предметы обихода, одежда. А историки, проводя своиисследования, обязательно обратятся к сохранившимся документам. Мы обязанысделать все, чтобы не повторить ошибок и трагедий прошлого, когда ничего несохранялось, потому что в разруху и войны жгли мебель и книги, все билось,разрушалось, продавалось и ничего не сохранялось. А вот этот торшер, — онас гордостью указала на Харлампия Аколуфьевича, — станет поистинежемчужиной экспозиции как отражение вкуса и потребностей определенных слоевнаселения. Нашему городу всего полвека, в масштабах истории это ничто, иисторическая часть нашей экспозиции пока бедновата, но мы должны думать обудущем, о следующих поколениях музейщиков, которые придут вслед за нами…

Было видно, что Агриппина Феодосовна села на своего любимогоконька, и если ее не остановить, то говорить она будет долго. Настя улучиламомент, чтобы вклиниться в монолог с вопросом: нельзя ли посмотреть бумагиКорягиной? Старая музейщица кинула на Настю неодобрительный взгляд, кивнула иповела ее в хранилище.

Документов оказалось немного, в основном это были разныерасчетные книжки по оплате за квартиру, электроэнергию и телефон, оставшиеся ссоветских времен, множество квитанций, по которым оплачивались коммунальные ипрочие услуги за последние годы, в том числе кассовые чеки и приходные кассовыеордера, выданные в клубе «Золотой век» при оплате различных услуг и внесенииежемесячных членских взносов. Был и партбилет, и свидетельство о расторжениибрака, датированное 1969 годом, и бумага о выделении участка на местномкладбище, где похоронены родители Галины Ильиничны и где теперь покоилась и онасама. Отдельная пухлая папка с завязками, набитая почетными грамотами за успехив деле партийной пропаганды. Красивые поздравительные открытки, полученныеКорягиной много лет назад по случаю дня рождения, 8 Марта и Нового года. Паратаких же давних писем от племянника из Иркутска. И черновик завещания.

Настя собралась было отложить его в сторону, не читая,просто мазнула глазами по выведенному заглавными буквами слову «ЗАВЕЩАНИЕ» ирешила, что нет смысла его читать, поскольку с ним и так все ясно. Но уже вследующее мгновение поняла, что с этой бумагой что-то не так. В ней не былослов «краеведческий музей», зато было имя Маргариты Владимировны Нечаенко,которой по воле завещателя отходило все личное имущество Галины Ильиничны,включая квартиру, вещи в ней, предметы обстановки, ювелирные изделия, счет вСбербанке… Это еще что? Новое завещание, которое Галина Ильинична не успелаоформить должным образом у нотариуса? Настя посмотрела на дату: серединафевраля прошлого года, почти за месяц до убийства. Почему же Корягина не нашлавремени дойти до нотариальной конторы, если собиралась изменить завещание? Неторопилась? Была уверена, что проживет еще долго? Или что?

Она вытащила телефон и позвонила Дмитрию Федулову.

— В какой нотариальной конторе оформлялось завещаниеКорягиной?

— Ну, я так навскидку не помню… Кажется, в той, чторядом с ее домом. Погодите, я у Илюхи спрошу, он всегда все записывает.

Голос Федулова отдалился от трубки, до Насти донессябархатный баритон Вторушина, оперативники о чем-то переговаривались, потом трубкувзял Илья.

— Вторая нотариальная контора, нотариус Бразовкин.

— Это далеко от дома Корягиной?

— Да рядом, минуты три-четыре неспешным шагом.

— Илья, вы могли бы позвонить этому нотариусу испросить, не звонила ли ему Корягина в течение последнего месяца передубийством? Может быть, они случайно встретились на улице?

— И что?

— Меня интересует, не высказывала ли она намеренияизменить завещание. Я нашла в ее бумагах черновик завещания в пользу Нечаенко,ее квартирантки.

— Да ну? — изумился Илья. — А где вы взяли еебумаги?

— В краеведческом музее. Странно, что вы этот черновикне нашли в свое время, — Настя не удержалась, чтобы не поддеть Вторушина.

— Да мы ее квартиру практически не осматривали, это жене место преступления. И в бумагах не рылись. Мы были уверены, что преступлениесовершено маньяком. Погодите, Анастасия Павловна, но какое значение имеет этотчерновик, если старое завещание все равно осталось в силе? У Нечаенко не моглобыть мотива для убийства, потому что новое завещание так и не было оформлено унотариуса.