Преферанс на Москалевке - Ирина Потанина Страница 71

– Вы не переживайте так! – всполошилась гостья. – Я и сама на грани. А теперь вот и вас напугала. На самом деле мой Тон Тоныч очень хороший. Просто иногда не может удержаться, хоть обещает мне, что больше не игрок. Одно я знаю точно: как бы он ни бедокурил, куда бы ни скрывался, куда бы ни подался, а на игры в этом своем клубе явится обязательно. Знать бы еще, где этот клуб. А так выходит, чтоб понять, куда Тон Тоныч делся, мне ничего не остается, как регулярно названивать в санаторий и стучаться в дверь, – Зинаида демонстративно еще раз постучалась. – Ох! Что ты будешь делать! Он рано или поздно появится, конечно. Может, решил воспользоваться больничным и махнул куда-нибудь на юга. Он хулиган вообще у нас известный. Что хочешь может вытворить. Меня в детстве учил на подножке трамвая кататься. Так было весело, – Зинаида печально улыбнулась и вздохнула. – Как думаете, он в этом клубе много проиграет?

– Может, и много, – прошептала Света.

– Вот верно вы подметили! – продолжила собеседница. – Я тоже так считаю. По крайней мере, путевку в санатории аннулируют точно. За пропуск процедур! И мне, конечно, очень неприятно. Старалась, выбивала ему лечение, а он сбежал… А у меня ведь и так неприятностей много. – Она переключилась на себя. – Я не последнюю должность занимаю в нашем филиале Наркомздрава и немного разбираюсь, когда человеку нужен отдых. Сто раз предлагала Тон Тонычу путевку, а он отказывался. И ведь работа у него напряженная, тяжелая. И игры эти столько нервов занимают. Но нет – я не поеду, говорил. А тут позвонил недавно, разнервничавшийся, немного даже грубый: «Выписывай путевку прямо с завтрашнего дня! Я кое-какие дела порешаю и сразу в санаторий. Что? Прием новых больных до пяти вечера? Это я-то не успею? Возьму твое авто и поеду отмечаться. А ночью автомобиль верну и сам на поезде уже уеду отдыхать. Ты попроси, чтоб согласились принять меня попозже, а заезд в 17–00 оформить. На следующий день не хочу – ужин пропускать никому неохота».

– Сам попросил путевку? – Света старательно пыталась унять дрожь в голосе, но ничего не получалось. – Просил подделать бумаги, будто заехал в 17–00? И взял ваш автомобиль?

– Да, представляете! – Собеседница восприняла волнение Светы по-своему. – Я тоже удивилась и осознала, как же он устал и болен, раз сам звонит и прямо настаивает на немедленном лечении. Я сделала, как он просил, представьте, – Зинаида явно снова вспомнила о грозящей ей ссоре с работниками санатория и начала жаловаться: – А он сбежал! И ночи в санатории не провел! Но я не виновата! Он раньше никогда ничего не просил, поэтому сейчас, хоть я и чуть под суд недавно не пошла и оступаться на работе мне муж категорически запретил, но ради отца чего только ни сделаешь.

Истинная роль дяди Доци во всей этой истории становилась все яснее. Если честно, такую правду знать ужасно не хотелось. Но надо было продолжать. – Под суд? – Света сделала большие глаза, будто переживает именно из-за этого ужасного известия. – За что же вас, такую добрую, красивую и человечную, и вдруг под суд?

– Вы, что ли, газет не читаете? – удивилась Зинаида. – У нас такой скандал недавно был! Троих судили. Оправдали лишь меня. А остальные сняты с должностей и… Даже неприятно говорить. Арестованы. Вы представляете? – Гостья перешла на таинственный шепот. – А это ведь легко могла быть я.

– Да что случилось-то? – напирала Света.

– Приказы! – на одном дыхании выпалила Зинаида. – Наше управление не отменило вовремя постановление, и оказалось, будто мы вредители и на местах способствуем разложению населения.

С первого раза Света ничего не поняла и принялась расспрашивать. Потом вдруг вспомнила, что в списке дел хозяйственного суда, выписанных Галочкой, видела что-то подобное. Да-да! Невзирая на повсеместную борьбу с самовольным уходом с рабочих мест, по распоряжению харьковского отделения Наркомздрава справка из вытрезвителя до сих пор приравнивалась к больничному, что поощряло натуральное вредительство – рабочие и служащие, если хотели сбежать с работы, делали свои дела, потом напивались, сдавались в вытрезвитель и получали законное освобождение от работы еще и на следующий день.

– Вы Зинаида Павловна? Тогда я про ваше дело читала. Вы в вытрезвители работаете?

– Да, все читали, – снова вздохнула собеседница. – Соседи в нашем доме здороваться перестали. Даже в гараже присвистывают вслед, будто я враг народа. Я, что ли, лично виновата в этом чертовом приказе? Мне что на подпись принесли, то подписала. Ну чем я виновата, право слово? С тех пор как нас от Наркомздрава перевели в подчинение НКВД, такой бардак творится. Просто не успели сориентироваться. Ой! – Тут гражданка осознала, что именно ей говорила Света. – Не работаю я в вытрезвителе, что вы! Туда бы муж меня ни за что не назначил. Я просто отвечала за бумаги, когда-то давно подписала одно распоряжение – и вот. Ну, потому меня и оправдали. И, кстати, – между желанием оправдаться и положенной по статусу сдержанностью гражданка выбрала первое. – У нас ведь вытрезвители – не просто медицинское учреждение. А исправительное! Поверьте, там все организовано так, что добровольно попадать туда никто не хочет. Поэтому рассказы, мол, рабочие нарочно напиваются, чтобы взять отгул, и тем срывают планы производства – это ложь. Никто в своем уме в наш вытрезвитель не захочет!

– Я понимаю, – кивнула Света.

– И судья, видимо, тоже понял. Моих двоих начальников арестовали, как мне кажется, не только из-за этой истории. Они, я думаю, еще что-то натворили. А я во всем остальном чиста, как белый снег. Да и в этом тоже чиста – ведь оправдали же. Но все равно ужасно неприятная история…

– Да уж, не говорите, – поддержала Света и ввернула важное: – Хорошо, что муж вас защитил и помог оправдаться.

– Не говорите так! – обиделась собеседница. – Он честный человек. Он сразу мне сказал: если виновна, понесешь наказание. Он ни во что не вмешивался. Правда! А оправдал меня гуманный советский суд. Ведь я действительно совсем не виновата. Что принесли – то подписала. Да и подписывала-то еще задолго до принятия закона о борьбе с уходом с рабочих мест.

– Быть может, дядя Доця повлиял? – осторожно спросила Света и тут же допустила жуткий промах: – У меня муж в тюрьме, в гуманность нашего суда я теперь не очень верю.

– Ох, извините, – сразу изменилась в лице собеседница. – Мне пора бежать. Тон Тоныч, видно, снова взялся за свое, и мы его сегодня не дождемся. Все игры в этом клубе допоздна.

Гражданка развернулась и поспешила вниз по лестнице.

– Погодите! – не отставала Света, на ходу пытаясь сообразить, что еще нужно спросить. – Мне тоже нужно найти товарища Доценко…

– Послушайте, – сурово свела брови Зинаида, – вы мне были симпатичны, но эти разговоры… – Она запнулась. – Я, кстати, с самого начала замечала, что с Николаем что-то не так. Раз Коля ваш в тюрьме, то не тяните за собой и всех вокруг. У меня и так неприятности. Мне муж и Тон Тоныча-то искать запретил, не то что разговаривать с сомнительными личностями в подъезде.

– Я вас прошу, мне это очень важно… – залепетала Света.