Вкус пепла - Камилла Лэкберг Страница 70

— Как вы с Никласом познакомились и решили пожениться? С чего у вас все началось? — спросила Эрика скорее из любопытства, нежели из стремления выступать в роли психоаналитика.

— Ой, это была такая запутанная история, скажу я тебе! — Впервые с тех пор, как Шарлотта ступила на порог к Эрике, она искренне рассмеялась. — Мы учились в одной гимназии, и он был классом старше. Вообще-то я не обращала на него внимания, а заглядывалась на его приятеля, но тут Никлас почему-то почувствовал ко мне интерес и стал его проявлять, и вот потихоньку я тоже увлеклась им. Мы с ним сошлись, а через месяц или два мне это как-то надоело.

— Ты порвала с ним?

— А что ты так удивленно спрашиваешь? Я могу и обидеться. — Шарлотта опять засмеялась, и Эрика вслед за ней. — Я не выдержала и месяца. Но однажды вечером вернулась, и закрутилась карусель! На этот раз мы провели вместе целое лето, а потом он с дружками отправился в поход по барам. Придя домой, он сначала стал навешивать мне лапшу, что если дружки скажут, будто бы он прошлым вечером куда-то от них смылся, то на самом деле это неправда — он просто перепил и заснул в углу. Это объяснение продержалось недолго, и когда правда вылезла наружу, между нами снова все было кончено. После этого случая я, поплакав немного, честно сказать, была даже рада, что отделалась легким испугом. Никлас пустился в такой загул с девушками Уддеваллы, словно каждый день для него был последним. Ты даже не представляешь себе, каких историй о нем я тогда наслушалась! К стыду своему, должна признаться, что несколько раз и со мной бывали случаи, когда дух оказывался слабее плоти, но эти единичные инциденты оставили горькое послевкусие. Может, было бы лучше, если бы все на том кончилось и Никлас стал бы для меня не более чем ошибкой ранней молодости, однако при всем презрении, которое я испытывала к тому, что он делает и в кого превратился, где-то в моем подсознании он застрял прочно. А через несколько лет мы как-то случайно встретились, ну и вот: остальное уже принадлежит истории. Так что, похоже, я должна была понимать, что делаю, как ты считаешь?

— Обычно люди меняются. Если он так вел себя, когда ему не было двадцати, это не обязательно значит, что он точно так же поведет себя, став взрослым мужчиной. В большинстве случаев люди с годами умнеют.

— К Никласу это явно не относится. — В голосе Шарлотты снова послышалась горечь. — В то же время я не могу его просто так взять и возненавидеть. Мы столько пережили вместе, и порой я видела в нем проблески его настоящего «я» — ранимого и искреннего человека, и за эти редкие минуты я и люблю его. Я же знаю все про то, как ему жилось дома, знаю, что произошло между ним и его отцом, когда ему было еще только семнадцать лет, так что в каком-то смысле я видела смягчающие обстоятельства. Но в то же время мне трудно понять, как он мог так сильно меня обидеть.

— И как ты теперь собираешься поступить? — спросила Эрика.

Бросив взгляд на дочку, она не поверила своим глазам: девочка сама заснула в детском креслице. Раньше такого еще никогда не случалось.

— Не знаю. Пока что у меня нет сил об этом думать. С одной стороны, это как бы подвело черту. Сара умерла, и что бы ни сделал и ни сказал Никлас, хуже этого все равно ничего быть не может. Никлас хочет, чтобы мы вместе начали все заново, собирается найти новый дом и как можно скорее переехать туда от мамы и Стига. Но в настоящий момент я не знаю, как будет правильно…

Она опустила голову, а затем вдруг резко встала с дивана.

— Мне пора домой. Мама и так уже возится с Альбином почти весь день. Спасибо, что дала мне выговориться.

— Я всегда тебе рада, ты же знаешь.

— Спасибо. — Шарлотта торопливо обняла Эрику и исчезла так же неожиданно, как пришла.

Осторожно ступая, Эрика вернулась в комнату и, в удивлении остановившись перед детским креслицем, посмотрела на спящую дочь. Может быть, у нее еще есть надежда наладить нормальную жизнь! Но, к большому сожалению, о Шарлотте нельзя сказать того же самого.

Работая, он подошел к своей любимой части компьютерной игры — когда меч срубает первую голову. Слетев с плеч, голова катилась по земле, и здесь, согласно сценарию, должны размещаться разные спецэффекты. Пальцы так и летали по клавиатуре, и сцена на экране моментально обрастала деталями. Морган действительно с восхищением и завистью смотрел на тех, кто способен сочинять истории, которые он затем воплощал в виртуальную реальность. Если ему чего-то и не хватало в жизни, то, скорее всего, это была фантазия, которой обладали другие люди, способная преодолевать любые границы и отправляться в свободный полет. Он, конечно, делал какие-то попытки. Иногда его заставляли, как, например, в школе, где надо было писать сочинения. Для него это оборачивалось сущим кошмаром. Иногда им задавали какую-нибудь тему, иногда просто показывали картинку, и вокруг нее надо было наплести целую сеть событий и персонажей. Но он никогда не проникал дальше первого значения, а затем его мозг словно отключался, совершенно отказываясь функционировать. Оставалась одна пустота. Только белый лист перед глазами и ужасный страх при мысли, что все это нужно заполнить словами, а те никак не шли, и учителя бранили его. Так было, пока мама не пошла в школу и не поговорила там, когда ему уже поставили диагноз. С тех пор они с любопытством наблюдали за его попытками, будто он был каким-то неизвестным существом. Они даже не понимали, насколько правы. Он и сам ощущал себя в школе пришельцем, когда смотрел на белый лист перед собой и слушал, как вокруг скрипят перьями одноклассники. Пришельцем из неведомых миров.

Познакомившись со сферой компьютеров, он впервые в жизни почувствовал себя дома. Здесь все давалось легко, позволяя достичь совершенства, — словно ему, одиночному кусочку пазла, наконец нашелся парный кусочек, который сложился с ним в одно целое.

В юные годы он с маниакальным упорством изучал шифры. Он прочитал все, что находил на эту тему, и мог рассказывать о них часами. Ему нравились эти сочетания цифр и слов, из которых создавались замысловатые комбинации. Но когда появился интерес к компьютерам, он внезапно охладел к шифрам. Знания остались при нем, и он мог когда угодно извлечь из памяти все усвоенное прежде, просто эта тема стала ему уже неинтересна.

Текущая по лезвию меча кровь заставила Моргана вспомнить о девчонке. Его заинтересовал вопрос: свернулась ли ее кровь, когда она умерла? Может быть, она превратилась в плотную массу, заполнившую сосуды, или побурела, как бывает со старыми пятнами крови, которые он наблюдал, когда однажды пробовал перерезать себе вены на запястьях. Будто зачарованный, он следил за тем, как кровь потекла из пореза, затем остановилась и стала сворачиваться, а цвет ее изменился.

Мама тогда испугалась, застав его за этим занятием. Он попытался объяснить ей, что только хотел узнать, каково это — умирать, но она, не говоря ни слова, запихала его в машину и отвезла в амбулаторию. Вообще-то в этом не было необходимости. Резать руку оказалось больно, поэтому порез получился неглубокий, и кровь сама остановилась. Но с мамой в тот раз случилась истерика.