Тайна - Иоанна Хмелевская Страница 7

— Ну, я не знаю. Мне все кажется, что-то не так. Я думал, вы посоветуете, честно говоря, дело ведь в другом. Я начал с автоматов, потому что мой знакомый, коллега, значит, он с ними работал. И пропал. Вот я сейчас вместо него и работаю.

Поначалу я никак не могла сориентироваться, что его угнетает: то ли пропажа коллеги, то ли его работа.

— Ну?

— И я все не могу узнать, что с ним случилось.

Уразумев, что все-таки речь о коллеге, я попросила рассказать подробнее.

Недоумок явно оживился.

— Так он не пришел на работу. Значит, это я понял, что его нет, потому как меня перетащили на этот хлам вместо него. Нормально, допустим, не пришел так три дня, а его все нету. Я думал — заболел, позвонил — никого нет, я и ходил к нему несколько раз — без толку. В кадрах спросил осторожно, уволили или в отпуске, хотя если бы так, он бы мне сказал. Не в командировке ли? Ничего не узнал. Это уже, постойте, пять, нет, шесть дней, как пропал.

— А семья? Жена, дети?..

— Что семья?

— Его семья.

— У него нет жены. Родителей тоже нет. Вообще никого, одинокий. Девушка есть, я с ней повидался, а она тоже ничего не знает, правда, они уже как бы разошлись, вот она и думала, потому, мол, он и не звонит. У нее ключи есть от его квартиры, мы с ней туда пошли, вот мне и захотелось с вами повидаться.

Кажется, недоумок подбирался наконец к главному.

— И что? — нажимала я.

— А там у него все не так.

— Как не так? Объясните!

Она говорит, эта Пломбир, ее так смешно называют — Пломбир, все так зовут, я даже не знаю, какое у нее имя. Так вот, Пломбир говорит, больно уж большой порядок в квартире. Всегда бардак, то есть с вещами и так далее, только бумаги были в порядке, а теперь наоборот. Вещи все уложены, в шкафу и везде, а в бумагах ералаш.

— В каких бумагах?

— А в разных, в каждом доме полно бумаг, а у него еще больше, чем у других. Даже свидетельство об окончании школы и табели школьные за все годы, только диплом в отделе кадров. Всегда порядок в письменном столе, блокноты, календари, много всего, — а теперь недостаток. Пломбир считает, что больше было и разложено кое-как. Она нашла такую записку, даже несколько — он всегда все записывает: например, что купить, потому как ему неохота все помнить, так вот, хлеб, значит, лампочку либо масло… А на одном листочке написано такое странное…

Он достал бумажник, порылся в нем и осторожно пододвинул ко мне маленькую бумажку в клетку.

— Пломбир говорит, это мне.

Я взглянула на бумажку, он придерживал ее пальцем на столике. Меня бы но удивило, подсунь он бумажку и обратной стороной.

Текст выглядел так:

Пломбир

Пышка

Знание

молоко ХХХХХХ

крыса

календарик за прошлый год

чипы пэ

Пиявка

Я внимательно прочитала и посмотрела вопросительно.

— А почему это вам? И что все вообще значит?

Недоумок ответил по очереди.

— Пломбир сказала — для меня, а уж она знает; все из-за этой Пышки. Он меня так звал иногда, я раньше был толстый. Такой пухленькии, значит, мы с ним знакомы еще со школы. Задумай он купить пышки, то и написал бы «пышки», одну пышку зачем покупать, да еще с большой буквы. Вот и выходит, что это я, а Пломбир мне должна передать. А про остальное понятия не имею. А вам как раз и хотел показать, вдруг вы поймете.

Вера в меня и надежда на меня просто-таки расцвели на его физиономии: я почувствовала себя обязанной проявить максимум проницательности, даже еще больше, хоть и годилась для такой задачи, как вол для кареты.

— Ну ладно, давайте подумаем. Пломбира и Пышку долой. Знание. Так? О чем он мог знать или вы?

— Я ничего не знаю, видимо, он… Сразу скажу, молоко не в счет.

— А почему?

— Перечеркнуто. Эти крестики. Он все перечеркивал так еще со школы. Не чертой, а крестиками рядом. На молоко давайте не обращать внимания.

— Ладно. Итак, допустим, он нечто знал. Теперь крыса…

Он сразу прервал меня шепотом.

— Крыса — это не крыса. То есть не животное. Мы так между собой называем одного типа на работе.

Я ляпнула не думая первое, что пришло в голову.

— В таком случае получается, были у него подозрения насчет Крысы. Может, имел какие-то сведения. Что это за субъект?

— Гнида такая, хуже не бывает, извините за выражение. И что он мог про него узнать, давно всем известно — жуткая сволочь.

— Так, похоже, наоборот? Крыса что-то пронюхал?..

При этих словах недоумок весь передернулся. Раскрыл рот, помолчал, снова закрыл.

— Сохрани Господь Бог, если Крыса докопался до чего-то, о чем ему знать не надо. Уж тут обязательно случилось бы что-то кошмарное…

Не имея понятия о предполагаемых кошмарах, я пока что напрягалась насчет этого листочка бумаги.

— Минутку. Попытаемся дальше. Календарик за прошлый год. Вы что-нибудь понимаете?

Недоумок по новой отмолчал свое, видно, оторопь еще не прошла.

— Я не знаю, а Пломбир говорит, календарик исчез. Где-то под конец года. Еще когда был нужен. Пропал и все тут, а он думал, украли. Даже нервничал.

Исчез. Календарик. И владелец календарика тоже исчез…

— А знаете, похоже, дело вовсе не в календаре, а в его пропаже… Уж очень много всего наисчезало, вы упоминали и про другие бумаги?.. Говорите, Пломбир считает, будто бумаг меньше, значит, и они исчезли?

На добродушной глуповатой физиономии, в честных, наивных глазах появился смертельный испуг.

— Ох, эта ваша догадка вполне возможна. От ваших слов у меня в голове проясняется, я знаю, вы очень умная. О Боже, вдруг и в самом деле…

— Ладно, дальше. Чипы пэ. Это что такое?

— Чипы первичные, — глухо прошептал недоумок. — Это про автоматы. Мы об этом разговаривали, их ведь велели разобрать на первичные блоки, и между собой мы так и называли…

Некая схема постепенно вырисовывалась в моей голове. Смутная, естественно, и необязательно правильная. В тексте осталось еще последнее, пожалуй. Итак, еще вопрос:

— Пиявка?

Недоумок взмок. Я, видимо, принуждала его к неимоверному труду: если столь же тяжко ему давались поэтические творения, ничего удивительного, что получались не наилучшим образом…

— Вот именно, я над этим думал и думал, потому как стало кое-что совпадать, только я думал, может, не так думаю. У нас в школе была учительница, Пиявкой ее прозвали, то есть это не фамилия, это между нами, учениками. Ужасно была, как бы это сказать, настырная. Если прицепится, прямо как пиявка — не оторвешь. Не приведи Бог самому руку поднять, она вроде бы спрашивала что-нибудь одно, а если какой дурак вылезал с ответом, так она вцеплялась в него мертвой хваткой. Про все начинала спрашивать, давила, как удав. Человек даже и мог ответить, да остерегался, как бы случаем язык не распустить…