Коварная дама треф - Вячеслав Белоусов Страница 7

— Кхе, кхе! — закашлялся чтец, закончив строчку, будто его пробрало или запершило в горле. — Какие прозрачные и трогательные! Вы не находите, Лаврентий Павлович?.. И что это? Я не разберу. В стихах я не дока, не дока. Непорочно голубые — это кто?

— Да кто же их знает! — не находил себе места Лаврушка. — Я тоже стихами не баловался никогда. Шут с ними.

— А надо бы, — укоризненно покачал головой чекист, и, казалось, уши его заколыхались, закачались отдельно от лысины. — Вы же интеллигент!

«Вот привязался! Что его принесло? В институте чтото случилось? — ломал голову Лаврушка. — Тут что-то не то. Приперся ведь, когда Варька у меня застряла. Неужели прознал кто? Но этим-то в органах зачем? Бабы их стали интересовать? Нет… Все-таки из-за родителей примчался с раннего утра, любопытный… С ними что-то случилось? Ну а если так, сейчас скажет сам. Не из-за Варьки же в конце концов!..»

Лаврушка повнимательнее вгляделся в гостя. Об этих органах ему уже приходилось слышать. От родичей. Те делились между собой с придыханием впечатлениями, когда возвращались с очередных «политбесед», проводимых с ними «там» перед каждой отправкой за кордон. От сына, естественно, они большинство своих впечатлений скрывали, но по лицам он видел — непростыми были те испытания и для отца, и для матери. А повзрослел и сам домыслил, но кое-что узнал от приятелей постарше, в особенности — от Мартынова. Эдик порасписал, порассказывал, как его «оформляли» в первое загранплавание…

«Что же все-таки стряслось с родителями?» — заволновался он уже всерьез.

— Вы Светлану-то вчерась так и не дождались? — продолжая теребить книжку и отпив кофе, между прочим, спросил «ушастый», изучая посудный шкаф — гордость Аглаи Иосифовны.

— Кого? — оторопел Лаврушка.

— Светлану так и не дождался вчера муж ее верный Вадим Сергеевич? — отчетливо и громко спросил «ушастый», и лицо его вдруг стало острым от выпирающих скул, торчащего носа и пронзительных глаз-стрелочек.

— Не могу сказать… не знаю, право, — залепетал Лаврушка, забыв про кофе.

— Ну как же? Вы там были. Интэллигэнтные беседы вели, — именно так и произнес посетитель.

— Как? Откуда вам?..

— Были там? — повысив голос до крика, подался к нему «ушастый».

— Был… конечно…

— Так как же? Она пришла?

— Не знаю.

— Вы ее видели?

— Да нет… понимаете…

— Где она?

— Мне неизвестно…

— Как же так!

— Простите, но я ушел с Гардовым.

— А что же случилось?

Лаврушка поднял глаза на «ушастого». «Нет! От этого ничего не утаить! Он допечет. А может, и знает все? Но что ему их пьяная драка? Чем они там все занимаются, эти органы? И почему к нему этот жук приперся?» — Мысли путались, прыгали, метались в его голове, пугали.

— Выпили немножко, — отвернулся от «ушастого» он, — ну и развезло. Спирт был. Если бы не спирт…

— Что же все-таки случилось? — наседал «ушастый».

— Подрались… — опустил голову Лаврушка.

— Кто?

И Фридман, путаясь и запинаясь, через пятое на десятое, понукаемый вопросами непрошеного гостя, изобразил все, что помнил.

— А они, значит, там и остались вдвоем? — когда он замолчал, переспросил «ушастый».

— Нет. Почему «вдвоем»? — Лаврушка поджал губы от возмущения. — В квартире еще наши были. Квартиру-то не бросишь открытой!..

— Кто?

— Забурунова с Поленовым.

— А эти где же? Посуду битую собирали?

— Вроде того… — промямлил, как нашаливший ребенок, Лаврушка.

— Ну вот что, Лаврентий Павлович, — помолчав, посерьезнел «ушастый». — Вы все равно узнаете, что я сейчас скажу. Думаете, наверное, почему я вам тут разные вопросики эти задаю?

Лаврушка поднял глаза на «ушастого».

— Светлана Туманская найдена мертвой в квартире своей матери.

Лаврушка вскочил на ноги.

— Сядьте! Она вскрыла вены этой ночью.

— Что вы говорите! Зачем?

— Вот и я хочу знать — зачем. — «Ушастый» тяжело вздохнул. — Затем к вам и пришел.

— А я причем?

— Вы! И остальные!

— Я ничего не знаю. Это у Вадима лучше спросить.

— Он в медвытрезвителе.

— Что?

— Кто из вас «скорую» вызвал? Шутники!..

— Это Димыч… Но они оба до крови морды себе посшибали. А Инке не до них.

— Шутники! Ваши шуточки пьяные друзья ваши еще долго помнить будут. Врачи со «скорой» после вас милицию вызвали.

— Вот дурак-то! — схватился за голову Лаврушка. — Это Димыч все! Он за Вадима переживал. Тот упал, словно мертвый. А Мартын совсем в отключке лежал. Кто же знал?

— Вам еще представится возможность и покаяться, и рассказать, как все случилось, а теперь послушайте внимательно меня.

Лаврушка навострил уши.

— С вами Вадим Сергеевич не делился проблемами взаимоотношений с женой? Только теперь без дураков, пожалуйста. Я вам представился. Сами понимаете — откуда я.

— Понимаю, конечно.

— Так как же?

— Ничего не говорил. Чужая семья, знаете ли…

— Но вы же дружили! Общались, так сказать.

— Встречались… учились вместе… но сколько лет прошло!..

— У них, вроде, последнее время были разногласия?.. Светлана Михайловна и ночевать оставалась иногда у матери?.. А на этот раз?

— Я не знаю. Может Инка что знает. Они дружили, теснее держались после института.

— А дневников она не вела? Записки там какие? Для себя.

— Что?

— У нее не было друга?.. Ну… Кроме мужа… Вы понимаете…

— Мне ничего не известно. Такие вещи… Деликатные, знаете ли… Я близок не был. Если кто об этом знает, так это Инка. Больше некому.

— Ну хорошо. Спасибо. — «Ушастый» поднялся. — Вам пора уже собираться в институт.