Предмет вожделения №1 - Анна и Сергей Литвиновы Страница 7

Убийства, изнасилования, тяжкие телесные…

– На какой стадии дела? – уточнил Валерий Петрович. – «Висяки»?

– Не все. По некоторым следствие приостановлено, другие еще в производстве. А девять уже в суд ушли.

По четырем, кстати, вина доказана и приговоры вынесены. Но только кажется мне, что ключевое слово в этих делах все равно так и не найдено. Ни менты его не нашли, ни я… А возможно, даже и нет в них этого ключевого слова. Но… Что-то мне в них не нравится…

И на всякий случай – материалы по этим делам я запросил повторно…

– Можешь не продолжать, – усмехнулся Ходасевич.

– Значит, задачу ты понял.

– Говори, где работать и когда начинать, – откинулся в кресле Валерий Петрович. – А сейчас закажи мне еще одну отбивную.

* * *

Условия ему создали весьма приемлемые.

Однокомнатная квартира в неприметной «панельке». Удобное кресло из кожзаменителя. Стол с яркой лампой. Огромная банка кофе. Два сорта чая. Сахар.

И даже – дежурный запас сыров-колбас в холодильнике. Молодцы, позаботились. Неформально подошли к подготовке конспиративки. Можно сказать, с душой.

Квартира была неплохо защищена: охранная сигнализация, решетки на окнах и «маскировочная» дверь: та ее сторона, что выходила на лестничную площадку, была сделана из дрянной фанеры, обитой дерматином. А внутренняя часть оказалась стальной.

Дела, о которых говорил Гаранян, хранились в сейфе.

На сейфе Контора тоже не сэкономила. Взорвешь только тротилом, но при этом содержимое превратится в прах.

Валерию Петровичу пришлось вызубрить тройную систему шифров.

Новая работа его захватила. Захватила именно тем, что он просидел над уголовными делами уже три дня – а ключевого слова в них так и не нашел. И даже намека на это слово не предвиделось…

А может, и нет никакого Слова ?

Может, и нет – предупреждал его Гаранян.

Абсолютно разные способы убийств. Никакой на первый взгляд связи между потерпевшими. В каких-то случаях – эти папки Валерий Петрович выделил в отдельную стопку – эксперты констатировали сексуальное насилие. В других – эти тоже лежали отдельно – убийства были примечательны тем, что потерпевшие остались при кошельках и золотых побрякушках. А в семи до убийства вообще не дошло – преступника или вспугивали, или он сам отступался. Валерий Петрович внимательно изучил составленные со слов потерпевших словесные портреты.

Нет, ничего, решительно ничего общего…

И все-таки Гаранян утверждал, что ключевое слово здесь есть. Не во всех, конечно, делах – в некоторых.

– Ты имеешь в виду.., какую-то деталь, штрих? – пытал его Ходасевич.

– Не знаю, – вздыхал Гаранян. – Просто нюхомчую: здесь что-то нечисто. Странно. А наши коллеги из МВД эту странность не заметили.

– Пока ничего, – ежедневно докладывал Ходасевич.

Гаранян не скрывал, что расстраивается. Но каждый вечер упрямо повторял:

– Ищи дальше. Мы не спешим.

* * *

Светом в конце тоннеля это назвать было нельзя.

В общем-то, даже на просвет не тянуло. Так, крохотный лучик… Но этот лучик занимал все мысли полковника Ходасевича. Можно сказать, терзал его. Выжигал изнутри, как лазером.

Домой он вернулся поздно. Спину ломило, в глазах щипало. И вот что удивительно: обедал он давно и совсем неплотно, только есть ему совершенно не хотелось.

Ходасевич выпил чашку сладкого чая с сушками и лег в постель. Но заснуть так и не смог. Даже четвертушка снотворной таблетки, как рекомендовал врач, не помогла…

Он лежал без сна, слушал, как под окнами проносятся поливальные машины и лихачи на мотоциклах, и думал, думал… В половине пятого утра, когда сквозь шторы пробился рассвет и птицы начали чирикать все уверенней, кряхтя, поднялся. Прошлепал на кухню.

Поставил чайник. Покрутил ручку настройки, выбрал радиостанцию с самым бодрым ди-джеем – благодаря Тане Ходасевич неплохо разбирался в современной музыке, только его очень раздражало, когда радийные мальчики и девочки ранними утрами зевали или еле блеяли.

Сумерки быстро сменялись нежно-розовым утром.

Птицы горланили из последних сил. Денек ожидался прекрасный. Бодрая музыка из приемника настроила его на рабочий лад.

Валерий Петрович заварил себе крепчайшего кофе, закурил и решил взяться за дело немедленно – пока мысль не ушла. Он склонился над блокнотом. Ручка летала по бумаге, кажется, сама собой. Жаль, конечно, что исписанные странички перед уходом придется уничтожить – правила есть правила…

Неважно. Он не сомневался, что без труда воспроизведет свои записи на конспиративной квартире. И сегодня же передаст докладную записку Гараняну. Только перед этим нужно все еще раз проверить-перепроверить…

К шести утра приблизительная схема была готова.

Валерий Петрович перечитал ее раз, другой… Потом вырвал блокнотные страницы, разорвал их в мелкие клочки, выбросил в унитаз. Снова щелкнул кнопкой электрического чайника. Открыл банку кофе. (Хорошо, что лечащий врач не видел, сколько кофейного порошка его пациент всыпал в чашку.) Сделал себе пару сытных бутербродов: на толстом ломте хлеба – слой куриного паштета, кусок сыра и майонез (тоже, кстати, запрещенный докторами).

Настроение было отличным. Конечно, еще преждевременно говорить о ключевом слове… Но кое-что – даже не словечко, а что-то совсем маленькое – пару ключевых букв – он точно нащупал.

Валерий Петрович быстро покончил с завтраком.

Побрился, щедро оросил себя французским одеколоном и вышел из квартиры. Чувствовал он себя хорошо – так бывало всегда, когда в делах что-то наклевывалось, – и потому даже выполнил одну из рекомендаций лечащего врача: метров двести в сторону метро шел пешком. И только потом остановил такси.

* * *

Интуиция? Шестое чувство? Внутренний голос?

Или проще – элементарная, «на автомате», осторожность?

Такси опасливо кралось по ухабистому междворовому проезду. Несмотря на раннее утро, у некоторых подъездов уже разминались пивком – «конспиративная» девятиэтажка располагалась в самом что ни на есть обычном, пролетарском районе.

– Вот у этого подъезда остановите, – попросил Ходасевич шофера.

И, прежде чем открыть бумажник, машинально взглянул на окна рабочей квартиры. Третий этаж, потолки невысокие, с его дальнозоркостью все видно прекрасно. А осторожность никогда не повредит.

Занавеска на кухне была сдвинута. Не явно, не на метр, но тем не менее находилась она совсем не в том месте, где Валерий Петрович оставил ее вчера, покидая квартиру. Ошибки быть не могло: ровно посередине окна шла небольшая трещина, и Ходасевич, уходя, всегда задергивал занавеску так, чтобы ее кромка проходила по границе этой самой трещины. Неужели он забыл?.. Нет. Это элементарные меры предосторожности.