Боги Гринвича - Норб Воннегут Страница 7

Даже рыженькая Сидни, обычно улыбавшаяся до ушей, сегодня выглядела мрачно. Она была личным помощником Кьюсака, его опорой, много работала, оставалась допоздна и никогда не жаловалась. Она последовала за ним из «Голдмана», верная до конца, верная и сейчас.

На прошлой неделе она спросила:

– Я знаю, дела плохи. И я обещаю никогда-никогда не бросать вас в беде. Но вы не возражаете, если я поговорю с «Кредит Суисс» насчет работы?

Кьюсак нуждался в толике удачи. Или ему тоже придется ходить на интервью. Он криво улыбнулся, пытаясь поднять себе настроение. Мысли скользнули к самому важному человеку в его жизни. Она никогда не знала финансовой нестабильности, хотя сталкивалась с препятствиями, которых он даже не представлял.

«Должен ли я рассказать обо всем жене, или уберечь ее от этого?»

Кьюсак не мог ответить на вопрос. Он взял телефон и начал набирать номер. Платежи по ипотеке – одна проблема. Но у него есть и другие.

7 февраля, четверг

Сигги Стефанссон поерзал на табуретке в старейшем баре Рейкьявика «Гёйкур э Стёйнг». Он потягивал «Бреннивин», местный самогон, сваренный из протертой картошки и тминных зерен. На вкус тот напоминал лошадиную мочу.

Исландцы нежно называли этот напиток «сварти дёйди», то есть «черная смерть». Прозвище в равной мере относилось и к черной этикетке, и к убийственным 37,5 градуса. Но сегодня вечером троюродный брат Сигги настоял на «Бреннивине». «Мне нужно утопить свои беды».

Олавюр, который отошел минут десять назад, вернулся из туалета и оперся грудью на барную стойку. Они с Сигги были похожи: голубые глаза, светлые волнистые волосы, несколько седых прядок на висках. Олавюр не носил очков и выглядел массивнее и плотнее. Никакого намека на брюшко, которое часто вываливается наружу у мужчин за тридцать пять.

Олавюр потер живот, скривился и сказал:

– Я иду ко дну.

– А что случилось?

– Мой портфель.

Тридцативосьмилетний Олавюр был восходящей звездой, управляющим директором самого почтенного банка Исландии. Он верил в «Хафнарбанки» и покупал его акции при любой возможности, иногда даже занимая деньги. Он играл по-крупному и стремился к триумфу своей правоты.

– Акции «Хафнарбанки», – возразил Сигги, – торгуют по тысяче с лишним крон.

– С начала года мы упали на пятнадцать процентов. – Олавюр потер руки, словно пытаясь согреться.

– Ого.

– Это не «ого». Это называется «меня поимели».

Банкир осушил стаканчик и махнул рукой, заказывая следующую порцию «сварти дёйди».

– А что не так с «Хафнарбанки»?

– Дела идут отлично, – ощетинился Олавюр. – Но эти проклятые хедж-фонды пугают всех, обливая грязью наши акции.

– Правда?

Сигги задумался о предстоящей на следующей неделе выставке в Коннектикуте, припоминая первую встречу с Сайрусом Лизером.

– У тебя есть доказательства?

– Мне рассказал один аналитик. Кто-то просил его притопить наши акции. Предлагал много денег.

– Он взял?

– Нет.

– Так в чем же дело?

– Всегда найдется кто-нибудь, падкий на деньги, – нетерпеливо заявил Олавюр; его троюродный братец ничего не понимал в финансах. – Вопрос только в том, чтобы найти подходящую шлюху.

– У меня есть американский клиент, – начал Сигги, – который управляет хедж-фондом.

– Там восемь тысяч хедж-фондов.

– Мой клиент пил в баре еще с двумя парнями, – продолжал Сигги, не смущаясь самомнением брата. – Они говорили о «Хафнарбанки».

– И что они говорили?

– Что-то насчет понижения.

Олавюр наклонился вперед и весь превратился в слух, его раздражение исчезло.

– Кто твой клиент?

– Говорил не он, – бормотал Сигги все быстрее и быстрее, увядая под критическим взором брата.

Он проклинал себя за лишнюю болтовню. Во взгляде Олавюра было что-то чужое, что-то дикое.

– Сай в основном помалкивал.

– Кто такой Сай?

– Он нормальный парень, – ответил арт-дилер, злясь, что не может совладать со своими нервами. – Сай купил вторую по стоимости из всех проданных мною картин. Он говорил со своими друзьями.

– Понижения чего, Сигги?

– «Хафнарбанки», – ответил тот. – А в чем дело?

– Когда это было?

– В декабре.

Олавюр моргнул. Его голубые глаза потемнели, взгляд стал острее рыболовного крючка. Этот взгляд пронзал Сигги насквозь.

– Почему ты не сказал мне раньше?

– Олавюр, ты же не обсуждаешь со мной своих клиентов.

– Мои клиенты не распускают лживые слухи.

– Я не думал…

– Твой клиент, – оборвал его Олавюр, – случаем не Сайрус Лизер?

– Откуда ты знаешь?

Взгляд Олавюра разогнал туман «Бреннивина».

– Мы со всех сторон слышим это имя.

– Сай не тот парень, который станет распускать слухи, – запинался Сигги, пытаясь защитить своего клиента.

– Его имя лезет отовсюду.

– Мы немного выпили. Я показал Саю свою галерею. Больше ничего.

– Сигги, ты должен был рассказать мне.

– Вспомни об этом, когда моим клиентам понадобятся предметы искусства.

Олавюр махнул бармену, заказывая новую выпивку.

– Меня ждет Ханна, – возразил арт-дилер, поднимаясь с табуретки, и нетвердо встал на ноги.

Олавюр положил руку на плечо Сигги и усадил его обратно. Потом протянул брату мобильник:

– Позвони своей девушке и скажи, что опоздаешь.

И начал допрос.

– Что именно Лизер сказал о «Хафнарбанки»?

– Ты помнишь имена его друзей?

– Лизер рассказывал про свой фонд?

– Сколько раз вы с ним разговаривали?

– Лизер обсуждал свой портфель?

Олавюр заказывал одну стопку за другой, топя брата в «сварти дёйди». И не прекращал расспросов.

9 марта, воскресенье

Рейчел сидела в своей квартире на Восточной Восемьдесят третьей, одна, в окружении полного отсутствия цвета. Белые занавески. Белая мебель. Белый коврик. Вся обстановка простая и строгая.

Может, слишком простая. Рейчел раздражало состояние ее сбережений. Они росли слишком медленно. Одно время она подумывала найти партнера. Партнер мог бы привлекать новые заказы и выяснять, есть ли у дела перспективы, или это пустая трата времени. Партнер мог бы подгонять клиентов. Партнер мог бы заключать контракты и получать двадцать пять тысяч долларов предоплаты. Партнер мог бы вынюхивать федералов.