Зеркало для Марины - Арслан Сирази Страница 7

– Вот, Дашка, играй, будто ты перед Кириллом голая! – выкрикнула женщина. И добавила потише, уже для меня, – А ты ее представляй такой.

Мелодию я узнал с первых нот. Та самая, с берега. Песенка из детства. Свист мужчины с белесым взглядом.

Клапаны флейты поднимались и опадали, сверкали и прятались в темноте. Даша чуть пригибалась при каких-то сложных тягучих нотах, а потом отбрасывала всю себя назад, выдувая яркие легкие звуки. Волосы ее то накрывали лицо, то обнажали его. И когда она чуть изогнула тело вбок, заходя в припев, я и в самом деле увидел ее без одежды.

Девушка чуть за двадцать с длинными русыми волосами, с небольшой, округлой грудью. Талия текла к бедрам, между которыми прятался кустик волос – темных, вот как, оказывается. Ножки, длинные для ее роста. Мой член начал вставать. Пытаясь отвлечься, я уставился в пол. Трещины между досками чуть увеличивались, когда флейтистка нажимала на них, накрывая весом обнаженного тела. Ритм ее шагов-переступов задавался музыкой – раз-два-три-раз-два…

Я и сам не заметил, как налетел ветер. Перед глазами поплыли образы – Даша, несколько лет назад. Детская припухлость щек, большие глаза из-за чего-то очерчены синими тенями.

Девочка входит в комнатку. Оборачивается немного, глядит назад. Пальцы, и тогда уже длинные. Руки сомкнула на груди. Молится? Кто-то сзади, там в темноте коридора. Я замотал головой, пытаясь избавиться от очередного кошмара, схожего с Викиным в парке. Бесполезно. Видение шло своим чередом.

Из коридорного тумана позади Даши вырисовывается женщина. Высокая, в белой блузке и черной юбке ниже колен. Классика. Тонкие губы поджаты, смотрит в упор на Дашу. Это мать и дочь – я могу понять это не только по сходству, но и по какому-то совпадению не то цвета кожи, не то запаха, который я тоже ощущаю. Женщина говорит – резко, отрывисто. Даша опускает глаза. Щеки девочки краснеют, краска ползет на шею. Мать продолжает выталкивать слова из-за жестких губ. Даша исковерканными – как от боли – пальцами мнет платье на груди и видно…

Ветер перестал шуметь так же, как и начался. Я еще цеплялся за комнату с двумя женщинами, молодой и взрослой, за эти пальцы меж тканевых складок, даже за неприятные слова, которые вылетали изо рта матери, но меня внесло обратно на сцену. Тело было наполнено силой тяготения другой планеты, большей, гораздо большей, чем Земля. Пальцы не могли шевельнуться, а шея отказывалась поворачиваться. Я ощущал, что на меня смотрят и, возможно, о чем-то даже спрашивают – но кто и что? Нет, я не мог двинуться.

– Насмотрелся? – голос Джены, женщины с телом лодки на берегу, медленно дошел до меня. Я вздрогнул – тело начало слушать хозяина. Повернул голову в сторону звука.

– Не все… Не все увидел, – сглотнул пересохшим горлом. – Что она говорила?

– А ты спроси, – Джена кивнула в сторону Даши. Та уже опустила инструмент, флейта надежно улеглась в ее левую руку. Звуки таились под защитой клапанов.

– А… Можно? – я перевел взгляд на Дашу. Лицо ее выглядело спокойным. Будто выдувание звуков вынесло все, что было мгновением ранее – и эту обнаженность, и прежние мучения подростка. – Что тебе говорила твоя мать?

Даша перекатилась с пятки на носок, приподнялась как перед трудной нотой:

– Говорила, что я никогда не стану музыкантом. Что не могу играть. И у меня нет таланта, нет стремления, – губы девушки сжались, вновь вызвав образ матери, только уже наяву. Даже голос ее изменился, когда она вытолкнула эти слова, – У тебя нет ни малейшего шанса… Так она говорила. Но я играю. Спасибо тебе, Джена!

Лицо расслабилось, скулы перестали рвать щеки, девушка чуть раскраснелась от последнего признания.

– Тебе спасибо, родная, – кивнула женщина. И тут же повернулась ко мне, – Есть вопросы?

Я будто снова вошел в круг света на узкой сцене. Джена неотрывно смотрела на меня и я ощущал, что еще десяток людей занят тем же. Слова долго не могли прийти, но потом я спросил:

– Да. Есть. Как получается, что мы видим одно и то же?

Джена скривила губы:

– Неужели ты это хочешь узнать? – голос ее нарастал с каждым словом, – Больше ничего спросить не мог?! Зачем знать, как устроен телевизор, если тебе нужно найти свой канал?!!

Ноздри Джены раздувались, прищуренные глаза злобно смотрели на меня. Черт, и в самом деле – я же не для этого сюда пришел. Это все инженерный склад ума – всегда надо знать, что и как работает.

– Я… Хочу знать… – горло превратилось в высохший кран на кухне, мысли путались, – Знать… Жива ли моя дочь? Смогу ли я ее найти?

Джена откинулась на подушку. В глазах мне почудилась удовлетворенность. Словно этих слов она и ждала.

Женщина кивнула, а потом уставилась в пол недалеко от моей ступни. Губы ее шевелились, время от времени выпуская наружу кончик языка. Казалось, рот ее пробует новую еду на вкус.

Наверное, не ответит. Нет, не ответит – она сидела уже минуту или больше, все так же нажевывая. Правильно менты говорили – не ходите к экстрасенсам, чушь это все.

– Ты ее увидишь, но не найдешь, – голос резко щелкнул посреди тишины. Широкие, округлые глаза ее вновь смотрели на меня. Серьезные, донельзя карие в своей уверенности. И опять почудилось, что все это – сцена, флейта, разговор – дурацкий спектакль, из театральных экспериментов. Сейчас дадут свет в зал, а там уж «ложи блещут». А я – лишь guest star среди актеров. Или статист? Я пытался продумать очередной вопрос, когда Джена заговорила сама:

– Получил ответ?

Я смотрел на нее, а она – на меня. Пристально и тяжело. В теле моем что-то щелкнуло и оно обмякло. Спина надломилась и я согнулся к полу. Как в молитве. Почему я ни разу за весь год не обратился к Богу? Настя вот да, ходила в церковь. А я – не смог даже коротенькую просьбу сказать. Верни мне ее, верни, Господи…

По щекам потекли слезы. Я начал всхлипывать и постанывать. От всего – от сцены, видений, полета с моста, ушедшей жены, пропавшей, потерянной – мною же самим – дочери…

– Ты рыдать сюда пришел или что-то сделать как мужчина? – хлесткие слова поскакали по деревянным полам и рикошетом ударили в меня.

Я приподнял голову. Нос хлюпал, нижняя губа подрагивала.

– Что… – я еще раз всхлипнул, длинно выдохнул, – что я должен сделать?