Загнанная в угол - Марина Серова Страница 7

Я открыла рот и села прямо на пол. Вот это номер! Ай да Тимофеевский! Ай да сукин сын! Я была настолько потрясена, что смысл их разговора, судя по тону, не совсем приятного, до меня пока еще не дошел.

Немного придя в себя, я встала и решительно поставила запись на перемотку. Руки мои при этом ощутимо подрагивали.

Когда лента перемоталась, я вернулась на кухню, достала из холодильника бутылку коньяка, которую берегла на случай прихода друзей, откупорила ее, хлебнула прямо из горлышка пару внушительных глотков и только тогда, почувствовав некоторое расслабление, решилась посмотреть свой видеосюжет.

Вот Вениамин Михайлович опять заходит в комнату, вот следом появляется рыжеволосая девица, он обнимает ее за талию и ведет к постели. Девица садится на постель, откинув шелковое покрывало прямо на пол, и закуривает длинную черную сигарету. Тимофеевский начинает раздеваться, аккуратно складывая одежду на прикроватную тумбочку. Оставшись в одних трусах, он удаляется из комнаты, вскоре возвращается, неся перед собой хрустальную пепельницу, и подает ее девице. Молча она тушит в ней окурок, причем довольно грубым движением, а потом, таким же грубым движением, снимает с себя рыжий парик и швыряет его со злостью в угол комнаты.

— Только прошу тебя, не надо портить такой вечер, — томно вздыхает Тимофеевский и задергивает шторы.

Коротко стриженный блондин с неподдельной неприязнью смотрит ему в спину.

Тот возвращается к нему и… И дальше я наблюдаю то, о чем только слышала, но никогда не видела. Это было ужасно! Ужасно и омерзительно! Комок тошноты несколько раз подкатывал мне к горлу, но я продолжала смотреть во все глаза, потому что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Нет, правда. Не судите меня строго. Вы бы и сами, окажись на моем месте, обязательно посмотрели бы это до конца, тем более что и продолжалось это недолго. Да к тому же и разговор их меня интересовал не меньше, чем само действо.

Ну вот все и закончилось. Блондин опять хватается за сигарету и раздраженно говорит вполне удовлетворенному Вениамину Михайловичу:

— Ты в курсе, что осталось еще два раза?

— Да, помню, — вздыхает Тимофеевский, и выражение его лица делается грустным. — Но неужели ты продолжаешь считать наши встречи?

— Представь себе! — почти переходит на крик блондин, вскакивает с кровати и начинает одеваться. — Мне уже осточертел весь этот маскарад! Он, видите ли, боится, что соседи его в чем-то заподозрят! А я, по-твоему, не боюсь попасться в таком виде на глаза своим знакомым? В этом идиотском парике и бабьем свитере!

— Шурочка, ну не надо, не злись ради бога, — пытается его успокоить Вениамин Михайлович и тоже начинает одеваться.

— Не злись! — передразнивает его Шурочка. — Даже водку я должен пить в парике, так как у тебя на кухне нет нормальных занавесок. Тоже мне, администратор сраный! Да плевать я хотел на твою конспирацию. Все, хватит! Надоело!

Шурочка со злобой напяливает на себя рыжий парик, с остервенением тушит сигарету и направляется к выходу.

— Шурочка, подожди, я сейчас, — извиняющимся тоном лепечет Вениамин Михайлович, застегивая ширинку. — Просто ты сегодня не в настроении. Может, все-таки что-то случилось? Так ты расскажи, не стесняйся. Знаешь же, что я для тебя все сделаю. Что-то на работе не так?

— Да. Не так! — кричит из коридора Шурочка.

Тимофеевский выскакивает за ним, и теперь на пленке лишь пустая комната и голоса:

— Только не кричи, нас могут услышать. Давай поговорим серьезно, — предлагает Тимофеевский.

— По дороге поговорим, — различаю я голос Шурочки.

— Только не во дворе и не в подъезде, умоляю тебя, — просит Тимофеевский. — Поговорим в машине.

— Если тебе не нравится мой голос, могу вообще молчать, — огрызается тот.

Слышен стук входной двери.

Я продолжала смотреть на экран, на котором изображена опустевшая комната, и пыталась вникнуть в суть их разговора. Но на ум после увиденного как-то ничего не приходило. Правда, я подумала о том, как все-таки сильна любовь. Сильна до такой степени, что столь важный чин, как Тимофеевский, виляет хвостом перед каким-то там Шурочкой. В этот момент раздался телефонный звонок.

— Слушаю вас.

— Танечка? Это вы?

— А-а, добрый вечер, — узнала я голос Елизаветы Андреевны.

— Ну как? У вас есть что-нибудь для меня? Я звонила сегодня днем, но вас, видимо, не было дома.

— Пожалуй, что есть, — неохотно ответила я, подумав о том, как же крепко я спала, что даже не слышала звонка.

— А я могу сейчас прийти? — вкрадчивым голосом спросила Тимофеевская.

— Может, лучше завтра утром? Время-то позднее, — предложила я, понимая, конечно, что желание клиента — закон.

— И все-таки…

— Хорошо. Я вас жду, Елизавета Андреевна, — неохотно согласилась я, чувствуя, что от меня что-то ускользает, но вот что именно?

Не успела я перемотать пленку, как снова раздался звонок. Только на этот раз в дверь. Я предусмотрительно убрала кассету в ящик стола и пошла открывать. К моему удивлению, это уже пришла Елизавета Андреевна. «Наверное, звонила из автомата напротив моего дома», — только и успела подумать я.

— Здравствуйте, Танечка. Вы уж простите, что так поздно, — начала извиняться она, — но вы сказали, что… А я так переживаю, волнуюсь. Ночами не сплю.

— Ничего страшного, — махнула я рукой, отмечая про себя, что на этот раз Елизавета Андреевна выглядит не так хорошо, как в наше первое свидание.

Платьице совсем простенькое, босоножки запыленные, а прическа — обыкновенный хвост, стянутый на затылке какой-то детской резиночкой.

Она уже без приглашения вошла в комнату, села на то же место, что в прошлый раз, и выжидательно посмотрела на меня. Глаза ее сейчас выражали явный испуг и нетерпение.

— Может, выпьем по рюмочке коньячку? — предложила я, не зная, как начать разговор. Я не представляла себе, как смогу рассказать ей о том, что видела, не говоря уж о том, чтобы показать! Я, прошедшая сквозь огонь и воду, и то была шокирована, а что говорить про старую деву? Пусть даже и бывшую. А вдруг ее сейчас шарахнет инфаркт. Она и так сидит вон какая напуганная.

— Ой, ну что вы, как-то неудобно, — прижала руку к груди Елизавета Андреевна.

— Да бросьте вы, все нормально, пойдемте.

Чуточку смущаясь, Елизавета Андреевна вошла вслед за мной на кухню и села на предложенную ей табуретку.

Я снова достала из холодильника коньяк, разлила его по двум маленьким рюмочкам, одну из которых вложила в дрожащие руки своей клиентки, а вторую поставила возле себя:

— Ну, давайте.

— А вы? — удивленно спросила Елизавета Андреевна.

Я не особо хотела сейчас туманить себе мозги, но рюмку подняла, дабы подбодрить бедную женщину. Она мелкими глотками допила до дна, поморщилась и снова вопросительно посмотрела на меня.