Пора созревания - Барбара Фришмут Страница 7

— Так вы знаете код! — В этом человеке меня больше ничто не удивляло.

— Надеюсь, кое-что смыслю в тайных шифрах. — По лицу турка по-прежнему блуждала улыбка. — Тем не менее предстоит тяжкий труд. Я должен вернуться в Стамбул, без справочников мне не обойтись. — Он поднялся.

— Позвольте? — Взял верхнюю копию, свернул трубочкой и сунул во внутренний карман шладмингера.

— Вы дадите знать о продвижении ваших изысканий?

— Elbet! — ответил он.

Я мысленно перевела — «непременно».

— А барсук? — Я все еще слышала, как тот возится в саду.

— Оставляю его вам в знак благодарности за вашу доброту. Пусть вас охраняет.

Радоваться ли мне подобному подарку? Сомневаюсь. Похоже, с малиной придется попрощаться. Рано или поздно зверюга доберется и до луковиц лилий. К сожалению, дареному коню…

Ночью мне приснилась переписка Вендлгард фон Лейслинг и Незими, словно текст никогда и не был зашифрован. Но, когда я пробудилась — вот проклятие человеческой памяти, ничего не сохраняющей на жестком диске! — в голове у меня остались лишь смутные отрывки сна. После завтрака я попыталась описать ночное видение, хотя бы в общих чертах, и не смогла. Бумага, лежавшая передо мной, сохранила девственную чистоту, уподобившись поблекшему манускрипту: я все забыла.

Утренний молочный туман постепенно скис, сначала осев хлопьями вокруг горы, потом улегшись ей на плечи, и ветру пришлось поднатужиться, чтобы вымести его из трещин и складок между хребтами. Кажется, сегодня дождь не соберется, хотя и на вчерашнюю жару рассчитывать не приходится.

Я стояла у окна, с бесстрастием созерцая природу и с крайним любопытством Iris elegantissima, точнее, зеленый ятаганчик. Могу поклясться, он увеличился в размерах. Вдруг я услышала хрип и пыхтение. Опять барсук? О нет! Какая наглость — средь бела дня… Лично против барсука я, конечно, ничего не имела, но мои тыквы! Чего доброго, зверюге захочется почавкать ими!

Однако это был не барсук. Пат, профессорша в зеленом спортивном костюме, взбежав вверх по склону, топталась у меня на подъездной дорожке. Веснушки на лице потемнели от пота, рот жадно хватал воздух. Переведя дух, американка поздоровалась.

— Не хочу показаться навязчивой, — сообщила Пат, следуя за мной в дом пружинистым шагом, — но ясно как Божий день: нужно действовать незамедлительно!

При всем уважении к моей персоне она, мол, вынуждена напомнить об ответственности за судьбу текста. Нельзя допустить, чтобы корреспонденцию постигла участь гностических трудов Наг Хамади, где Магдалина представлена не грешницей, а подругой Иисуса. Или же ранних списков Евангелия, которые в IV веке добрые люди спрятали в урнах, спасая от озверевших монахов. Свитки были обнаружены только в 1945 году, да и то случайно, а потом десятилетиями томились в ожидании публикации вследствие свары из-за прав на владение и использование.

— Письма Вендлгард и Незими не менее ценны для науки! — настаивала Пат. — Вы, как писательница, обязаны всемерно способствовать их изданию на достойном научном уровне!

Неужели обязана? Пат без ложной скромности предлагала себя в качестве наилучшего из возможных консультантов. Между тем мы стояли в гостиной, на обеденном столе лежали поблекший оригинал и свеженькие копии. Я взяла отксеренный экземпляр и как бы между прочим спросила коллегу:

— Разве Августа не любит утренние пробежки?

Пат с презрением, свойственным представительницам нашего пола, бросила:

— Эта лентяйка до сих пор дрыхнет, хотя легла вчера в одно время со мной. Впрочем, о ее привычках можно судить по присутствию задницы, — она показала размер, — и отсутствию профессорского звания. Понимаете, в своей области мы конкурентки, тут кто не успел, тот опоздал! Но в том, что переписку готовить к печати должны женские руки, я с ней полностью согласна.

Я протянула Пат пачку листов.

— Копии? — Американка растерянно заморгала.

Я объяснила, что Самур-оглы проявил текст и я сразу же сделала для каждого заинтересованного копию.

— Честное соревнование! — торжественно добавила я, потому что почувствовала себя предательницей. — Пусть цветет «тысяча цветов»!

Этот неудачный призыв, наверное, показался Пат отрыжкой давнего академического спора. Она одарила меня двусмысленной улыбочкой и потрусила вон, прижав копию к груди. Не сомневаюсь, листы пропитаются потом, прежде чем она вернется домой. Или человек не потеет, сбегая с горы?

Спустя полчаса (я как раз срезала отцветшие побеги с кустовой розы) ко мне нагрянула Августа.

— Имея дело со столь важным документом, — заявила она, — следует думать не о скорости, а о качестве! Воссоздание текста — медитативное: требуется время на погружение в материал и концентрацию сознания. — «Ловушки снов» замерли на косицах, круглое лицо с маленьким приплюснутым носом выразило мечтательность. — Наскоком здесь ничего не добьешься, необходимы интуиция и проникновение, большая доля умения и маленькая толика удачи, если не сказать ловкости. Такой код не раскроешь с помощью «Alpha — Bravo — Charlie». Нельзя забывать, что в XIII веке люди, зашифровывая текст, не торопились.

— А что такое «Alpha — Bravo — Charlie»?

Немка смерила меня уничижительным взглядом.

— «Alpha — Bravo — Charlie» — алфавит, принятый в международном радиовещании, используется для кодирования самых простых сообщений. Вот, к примеру, строка «О любимейший из братьев, мой живой свет, тот, кому открыты тайны, расскажешь ли…». Она будет звучать так: отель, Лима, юг, браво, Индия, Майк, эхо, йод, широта, Индия, йод, Индия, зеро, браво, Ромео, альфа, танго, эхо, виски…

Фантастика, до чего быстро она выговаривала слова, несмотря на проповедуемую медлительность!

— Наивный и нетерпеливый ум сразу попытается сложить из понятий какую-нибудь связную историю. И если вдуматься в символический смысл слов «Ромео» или «Майк» (только подумайте о «немецком Михеле» [8]), представить, что имеется в виду под словами «отель» или «униформа», то зашифрованное послание живо будет слеплено. Но только все это — чепуха, халтура, присущая шпане, у которой одна забота — застолбить приоритет. Увы, большая часть научных работ, написанных в цейтноте или ради славы, является макулатурой уже в момент создания. И не только у нас в «Женском просвещении». — Она вздохнула и пробежала глазами страницу. — О! — Поднесла лист к носу. Похоже, она забыла надеть контактные линзы. — О! О! О!

Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, что ее потрясло. Августа подняла взгляд. Я откинулась назад. Августа улыбнулась, зажала копию под мышкой, признательно потрясла мою кисть с ножницами двумя руками, которые оказались пухлыми и очень мягкими, сердечно поблагодарила меня за то, что я любезна и непосредственна в общении, а также за то, что я всем существом предана науке, и устремилась к воротам.