Дело бродяжки-девственницы - Эрл Стенли Гарднер Страница 7

– Они все хорошо продумали, – заметил Мейсон. – ПротивДундаса нельзя выдвинуть никакого обвинения, а свое сотрудничество с Хенселомон может просто отрицать.

– Да, да, возможно, и так, – нервно заметил Эддисон, – номне наплевать на всю эту механику, главное, что это чистейший шантаж, связанныйс той историей с Вероникой.

– Расскажите подробнее, – попросил Мейсон.

Эддисон положил ногу на ногу и поерзал на стуле, принимаяудобную позу.

– Проклятье! Просто не знаю, с чего начать.

– С вашего знакомства с Вероникой, – посоветовал Мейсон.

Эддисон выглядел удивленным.

– Откуда вы взяли, что именно ее имеет в виду газетнаязаметка?

Мейсон лишь молча улыбнулся.

– Ну хорошо, – согласился Эддисон, – можно начать с этого.Это было в четверг, примерно часов в девять вечера. Я ехал домой из пригорода.Когда я увидел ее, она стояла на обочине шоссе с маленьким чемоданчиком вруках. Она не голосовала водителям, но было видно, что она хочет, чтобы ееподвезли.

– И вы остановились?

– Сначала нет, обычно я не беру в свою машину незнакомых. Япроехал мимо, но тут увидел, какая она юная и хорошенькая, и решил, что не могуоставить ее в таком месте, где какой-нибудь сомнительный тип может подобрать ееи воспользоваться случаем… Поэтому я затормозил и подъехал к ней.

– Она оценила вашу любезность?

– Да, начала меня благодарить.

– Продолжайте.

– Естественно, когда сажаешь в машину такую молоденькую иявно неопытную девушку, обязательно завязывается разговор.

– Ближе к фактам, пожалуйста, – попросил Мейсон.

– Сначала она держалась несколько скованно. Но потом этопрошло. Я сказал, что гожусь ей в отцы…

– Несомненно, – заметил Мейсон.

– Что?

– Ничего, продолжайте.

– Вскоре она прониклась ко мне полным доверием и поведаласвою историю. У нее очень добрая мама, она очень любит ее. Но дочь простоустала от скуки маленького городка, где она жила; казалось, ей никогда невырваться из рутины такой жизни.

– Что же у нее была за жизнь?

– Да, можно сказать, никакой не было. Отец ее умер. Матьсодержит небольшой ресторанчик, скорее закусочную. До Индианаполиса от нихоколо пятидесяти миль, так что от всяких там кинотеатров, дискотек далеко. Онанакрывала в ресторанчике столы, мыла посуду, в общем, помогала матери. Такоемонотонное существование ее ужасно удручало. Все интересные парни покинули этоместо, перебрались в большие города, а оставшиеся вообще ничего не стоили, вних не было ни души, ни сердца, ни страстей.

– Она, несомненно, произвела на вас глубокое впечатление?

– Почему вы так думаете? – обиделся Эддисон.

– Потому что вы запомнили ее слова: «Ни души, ни страстей».

Эддисон умолк.

– Сколько ей лет? – спросил Мейсон.

– Восемнадцать.

– Это точно?

– Откуда мне знать? Я только предполагаю.

– Вы, может, видели ее водительские права.

– Нет. Проклятье, Мейсон, я не могу так запросто определитьвозраст женщины. Ей могло быть от шестнадцати до двадцати пяти.

– Ну ладно, – согласился Мейсон. – И что было потом?

– Она чистосердечно призналась мне, что решила выйти вбольшой мир… Решила сама найти там свое место, устроиться на работу и статьнезависимой. А уже устроившись, она напишет письмо матери и все ей расскажет.

– Она не упоминала имя своей матери?

– Да она не так уж много успела мне рассказать. Понимаете,мы ехали недолго, около двадцати миль, я больше думал о том, как помочь, чтобыона не пропала в Нью-Йорке.

– Она что, уже просила о помощи?

– Она сказала, что денег у нее немного и что никакихконкретных планов у нее нет. Понимаете, Мейсон, это просто потрясло меня. Яиспугался. Представьте сами, молоденькая девушка приезжает в чужой город и незнает, где проведет ночь, денег нет, знакомых нет.

– И вы дали ей денег?

– Дело было не только в этом, – сказал Эддисон. – Нужно былонайти комнату в приличном отеле. Вы понимаете, Мейсон, теперь не так простовойти в отель и получить номер. Во-первых, приличные отели очень неохотнопускают одиноких молодых женщин, когда о них ничего не известно. И, во-вторых,отели переполнены. Получить приличный номер прямо-таки невозможно.

– И что вы сделали?

– Я позвонил своему другу – управляющему отелем «Рокевэй».Сказал, что нужна комната для молодой женщины, Вероники Дэйл, и что я хочу,чтобы все было как следует, и он заверил меня, что лично проследит, чтобы моязнакомая не испытывала никаких неудобств. Конечно, я сказал, что ручаюсь занее.

– И что потом?

– Я довез ее до «Рокевэя», проследил, чтобы оназарегистрировалась и получила ключ. Понимаете, Мейсон, в большинстве этихотелей всегда найдутся один-два свободных номера. Их держат на всякий случай.

– И что дальше?

– Дальше я поехал домой со спокойной душой, ибо сделал все,что мог.

– А потом узнали, что она арестована за бродяжничество?

– Да.

– Как это было?

– Утром мне позвонила тюремная надзирательница, сказала, чтоВероника попала в тюрьму, но не захотела будить меня звонком среди ночи.Понимаете, прелестная девушка провела ночь в тюрьме только потому, что изделикатности…

– Как она узнала, кто вы, ваш адрес и ваш телефон? Вы далией свою визитную карточку?

– Честно говоря, не давал. Сознаюсь, что человек такогоположения, как я, должен быть достаточно осторожным. Но она могла увидеть моикоординаты на карточке лобового стекла.

– Когда вы узнали о ее аресте?

– Непосредственно перед тем, как позвонить вам.

– Понятно, – заключил Мейсон. – И стало быть, вы ее с техпор не видели?

– Как же не видел? Я ведь взял ее на работу. Как только высообщили, что она вернулась в отель, я сразу же позвонил ей.

– Об этом вы мне не сказали…

– Так я вообще больше не говорил с вами.

– Я имею в виду ваше намерение взять ее на работу.

– Проклятье, мистер Мейсон, разве я обязан вам обо всемдокладывать?