Заговор бумаг - Дэвид Лисс Страница 7

Сэр Оуэн оборвал свое повествование, чтобы отвесить низкий поклон чересчур ярко накрашенной даме в роскошном зелено-желтом платье, с волосами, поднятыми наверх в ганноверском стиле. Она кивнула баронету и прошла мимо. После этого сэр Оуэн продолжил свой рассказ. Он сказал, что шлюха выманила его на прогулку, что он был размягчен алкоголем, выпив по ее настоянию гораздо больше, чем он обычно делал, и что, когда он очнулся в переулке, у него не было ни камзола, ни часов, ни туфель, ни шпаги, ни кошелька, ни бумажника.

— Я не из породы скряг, — заверил он меня. — Пускай все эти безделушки остаются у нее, но мне необходимо вернуть бумажник. Некоторые записи очень ценны для меня, причем для меня одного. Я обязательно должен вернуть их как можно скорее.

Я подумал немного:

— Вы знаете, как зовут эту шлюху и где я могу ее найти?

Он ухмыльнулся:

— Когда я был молод, приходской священник всегда говорил мне, что мое пристрастие к распутницам меня погубит, но в данном случае оно оказалось полезным. Я знаю имя этой женщины, поскольку видел неоднократно, как она занималась своим промыслом, хотя до вчерашнего вечера я не был знаком с ней, как бы это сказать, близко. Думаю, учитывая ее манеру обхождения с мужчинами, они редко пользуются ее услугами повторно. Ее зовут Кейт Коул, и я встречал ее много раз в таверне «Бочка и тюк». Полагаю, она снимает там комнату, но не уверен.

Я кивнул. Мне не приходилось слышать об этой потаскушке, но подобных ей в Лондоне были тысячи. Вероятно, даже такой человек, как сэр Оуэн с его энтузиазмом, не мог знать их всех.

Я разыщу для вас эту Кейт Коул.

Он подробнейшим образом описал ее внешность, снабдив меня сведениями, совершенно излишними для того, чтобы найти женщину в одежде.

— Полагаю, — сказал он, понизив голос, — нет необходимости объяснять, как важно сохранять осмотрительность. Естественно, представитель вашей профессии понимает потребности человека моего положения.

Я заверил его, что отлично его понимаю, хотя подумал: зачем он разгуливает со мной по парку, если печется о секретности?

Сэр Оуэн удивил меня тем, что прочитав мои мысли.

— Нет ничего предосудительного в том, что свет узнает, что я посещал вас. Или даже в том, что я просил вас помочь вернуть украденные вещи. Но ничего более. Никто не должен знать, что было украдено или как это произошло.

— Я вас отлично понимаю, — заверил я, кивнув для убедительности. — Думаю, все, с кем я имел дело прежде, могут подтвердить мою осмотрительность.

— Великолепно. Если кому-то захочется посплетничать насчет того, какие у меня могут быть с вами дела, пожалуйста, — сказал он заносчиво. — Если кто-то посмеет очернить мое имя, он за это ответит, но ни один человек в Лондоне не решится нанести мне оскорбление. Я отличный фехтовальщик, уверяю вас, — сказал он, театрально схватившись за рукоять своего клинка, — и мне приходилось неоднократно встречать рассвет в Гайд-парке, защищая свою честь.

— Я понимаю, — сказал я, хотя совершенно не понимал, что он имел в виду. Было ли это бахвальство или угроза? — У меня есть еще вопрос, — продолжил я. — Сэр Оуэн, можно вас спросить, почему вы не обратнлись к мистеру Джонатану Уайльду, поскольку именно к нему чаще всего обращаются по поводу украденных вещей. — И он, без сомнения, вернет вещи, и очень быстро, добавил я про себя, так как эта шлюха скорее всего работала на него, как и многие другие шлюхи в Лондоне, занимавшиеся воровством.

— Уайльд — вор, — сказал он спокойно, — и все в Лондоне это знают, если они не круглые дураки. Вы, я уверен, тоже знаете. Полагаю, эта шлюха — одна из его воровок, и будь я навеки проклят, сэр, но ни за что на свете не стану платить деньги за то, что принадлежит мне по праву, причем платить негодяю, который отнял у меня эту вещь. Я вам скажу: мне плевать, что Лондон считает его общественной фигурой, когда он просто жулик, обобравший полгорода своими хитрыми махинациями. — Лицо его стало багровым. Почувствовав, что слишком разволновался, он сделал паузу, чтобы успокоиться. — Скажите мне, — сказал он уже более спокойным голосом, — сколько мне будет стоить возврат бумажника?

— В бумажнике были банкноты? — спросил я.

— Да, я думаю, около двухсот пятидесяти фунтов.

— Обычно, сэр Оуэн, я беру одну гинею за такой предмет, как бумажник, плюс десять процентов от стоимости банкнот. Округляя, мое вознаграждение составляет двадцать пять фунтов.

— Примерно столько же взял бы Уайльд, но он ничего не получит. Я заплачу вам в два раза больше, чем запросил бы Уайльд, потому что я хочу, чтобы мои деньги достались честному человеку. Вы найдете мне эту шлюху и вернете мой бумажник и его содержимое, и я заплачу вам пятьдесят фунтов. Что на это скажете, сэр? Уверен, такой боец, как вы, не побоится встать поперек дороги Уайльду.

Я сильно обрадовался при мысли о столь щедром вознаграждении, поскольку, как у многих других в Лондоне, да и во всей стране, у меня было много долгов. Подобно Эрлу Стенхоупу, нашему первому лорду казначейства, я научился рассчитываться с кредиторами то тут, то там, не доводя дело до банкротства и продолжая вести образ жизни, который, строго говоря, я не мог себе позволить. Пятьдесят фунтов позволили бы мне рассчитаться с самыми насущными долгами, и от одной мысли о таких огромных деньгах у меня закружилась голова, но внешне я оставался спокойным и решительным.

— Я с удовольствием померяюсь силами с Уайльдом, — пообещал я.

Хотя наши пути пересекались только однажды, конкуренция между нами была отчаянная и ничто не доставляло мне такого удовольствия, как находить вещи, украденные его людьми. Я взял себе за правило, когда это было возможно, не выдвигать обвинения против воров, работавших на Уайльда, хотя их хозяин был менее щепетилен в этом вопросе, и мое милосердие в отношении этих воришек снискало некоторую благодарность.

Сэр Оуэн широко улыбнулся.

— Мне нравится ваш настрой, — сказал он и схватил мою руку столь энергично, что чуть ее не вывернул.

Я улыбался, пытаясь высвободить свою руку из энергичного рукопожатия сэра Оуэна.

— Я приложу все усилия, чтобы вернуть вам вашу вещь поскорее, и свяжусь с вами, как только у меня будут какие-нибудь новости.

Сэр Оуэн сошел с дорожки, чтобы дать пройти нескольким симпатичным парам.

— Вы мне нравитесь, Уивер, — сказал он, — я никогда не был фанатиком в вопросах религии и теперь понимаю почему. Какое имеет значение, ест человек свинину или нет? Верните мне мой бумажник, и я скажу, что вы ничем не хуже других и даже лучше, чем многие.

Я понял, что могу быть свободен, поэтому поклонился сэру Оуэну и позволил ему отойти к группе джентльменов, его знакомых. Я направился домой, подогреваемый страстным желанием решить проблему сэра Оуэна как можно быстрее и эффективнее. Я был уверен в своих способностях и считал, что его бумажник уже у меня в кармане. Уверенный в успехе, я не мог представить, что дело окажется таким опасным.