Леди из Фроингема - Шарлотта Брандиш Страница 7

– Старому лорду это бы не понравилось, – качая головой и поджимая нижнюю губу так, что она совершенно скрылась из виду, Хатчинсон прервал болтовню жены и для верности повторил: – Не-е-ет, лорду Понглтону это бы совсем не по нраву было.

Оскар Финч уселся в автомобиль, не подозревая, что его персона в этот момент подвергается пристальному разглядыванию и осуждению. На душе у него было легко. Не всякий день его работа приносит ему не только хлеб насущный, но и удовлетворение, и при этом не требует от него таких подвигов, как туберкулинизация целого коровьего стада или приём ягнят сразу у нескольких десятков овец.

День был тёплым, «моррис» удалялся от фермы ехидного Хатчинсона, ветер с холмов доносил ароматы цветущих трав, а в нагрудном кармане куртки лежало приглашение от леди Элспет провести отпуск в её поместье.

Да, Оскар Финч был чрезвычайно доволен и этим днём, и знакомством с леди Элспет, которое могло привести к самому приятному развитию событий в дальнейшем, и предстоящим визитом в Мэдлингтон, пусть даже этот визит и будет длиться всего неделю. А на досужие сплетни он не обращал никакого внимания.

***

Анна Фелпс, крепкая, хоть и не слишком молодая, но весьма симпатичная черноволосая девица со вздёрнутым носом, стояла на раскладной лесенке и держала обеими руками стопку чистого льняного белья. В бельевой было тихо, сумрачно и приятно пахло лавандой, которой перекладывали простыни и наволочки, хранившиеся в деревянном шкафу, достигавшем высокого сводчатого потолка.

Убедившись, что в коридоре не слышно шагов дворецкого Хигнетта, горничная небрежно бросила стопку чистого белья на пол. Раздался приглушённый хлопок, лёгким облачком разлетелась пыль. Анна спустилась, удерживая, чтобы не споткнуться, подол форменного платья, а после, помогая себе сильными руками, подпрыгнула и уселась на комод, в котором хранились скатерти и полотенца для кухни. Комод стоял у стены, под окном, и здесь было самое светлое место во всей бельевой.

Анна достала из кармана грубого нитяного фартука письмо, полученное с утренней почтой, и аккуратно развернула листок. Читала она медленно, с удовольствием погружаясь в подробнейший, хотя и несколько сумбурный рассказ своей старинной подруги о том, как та устроилась в Лондоне работать в чайную и как весело проводит время по вечерам. Мардж писала, что в чайную частенько захаживают холостяки, которые щедры на чаевые, и что она свела знакомство с исключительно приятным мужчиной, который уже два раза приглашал её в кинематограф и билеты брал, не скупясь, на лучшие места. Мардж подробно, не жалея чернил и бумаги, делилась своими впечатлениями о жизни в большом шумном городе: о том, как по вечерам нарядные пары прогуливаются по Стрэнду, и какое чудное платье из бирюзового шёлка в тонкую бежевую полоску досталось ей на субботней распродаже совсем по дешёвке, и как она роскошно в нём выглядит с модной завивкой, сделанной на французской машине в парикмахерской Вест-Энда. Ухажёра своего она описывала значительно менее подробно, из чего Анна сделала вывод, что он или некрасив, или не слишком молод, или и то, и другое.

Письмо подруги нешуточно взволновало горничную. Живо представляя себе довольную Мардж в нарядном платье, напропалую флиртующую со столичными франтами, совсем не похожими на неотёсанных деревенских парней, дующих по вечерам пиво в «Розе и короне», Анна Фелпс преисполнилась жгучей обиды на жизнь. Мардж – пухленькую, бойкую, но нисколько не примечательную внешне, если не учитывать на редкость белых и ровных зубов, – она всегда считала простушкой. И где та теперь? В Лондоне, где жизнь для неглупой девушки с головой на плечах полна соблазнительных шансов. А она, Анна, будучи в сто, нет, в тысячу раз сообразительнее и достойнее Мардж, прозябает в услужении, имея всего лишь одно выходное платье, а из развлечений – поход на воскресную ярмарку с веснушчатым сыном мельника, на которого вечно нападает икота.

От такой вопиющей несправедливости на глазах у Анны Фелпс выступили злые колючие слёзы. Горничная шмыгнула носом, сложила листки и попыталась запихнуть их в конверт, однако в нём было что-то ещё. Она потрясла конвертом и из него выпала фотография. Мардж, в своём стремлении сразить заклятую подругу наповал, сфотографировалась с кавалером у входа в Музей Виктории и Альберта. Анна злорадно отметила про себя, что шляпка с широкими и низкими полями подруге категорически не идёт, так как подчёркивает узкий выдающийся подбородок и коротенькую шею. А вот её кавалер… Судя по всему, фотограф застал его врасплох и вынудил резко отступить в тень, что, однако, не слишком спасло положение. Лицо оказалось смазанным, но узнать мужчину всё же было несложно.

Некоторое время Анна сидела молча, прикрыв глаза, без движения. Губы её подрагивали, будто она вела оживлённый внутренний монолог. Наконец, решение было найдено, и в бельевой раздался тихий торжествующий смех. Вернув письмо и фотографию в конверт, а после надёжно спрятав его в кармане фартука, Анна вполголоса промурлыкала: «Ну, выходит, кое-кому придётся раскошелиться!» Она спрыгнула с комода и уже хотела нагнуться за стопкой белья и приступить к своим обязанностям, как двери распахнулись, и в бельевую вошёл дворецкий.

Для должности дворецкого Хигнетт, конечно же, был чересчур молод. Быстрым продвижением по службе он был обязан исключительно добросердечию леди Элспет, которая после гибели мужа избавилась от всех старых слуг и наняла новый штат, включавший его самого, горничную Анну, кухарку миссис Вайсли и двух приходящих садовников.

В прошлом второй лакей (и, надо заметить, не самый расторопный и услужливый), Хигнетт в новой должности буквально расцвёл. Невысокого роста, узкоплечий и нескладный, он за считаные месяцы преобразился в представительного и строгого дворецкого, вышагивающего по Мэдлингтону с уморительной степенностью. Поблажек от него ждать не приходилось, и Анна с замиранием сердца проследила за его взглядом, которым он окинул и её смятый фартук, и стопку постельного белья, валявшуюся на пыльном полу.

Брови Хигнетта приподнялись, как если бы он был несказанно потрясён подобным зрелищем.

– Я так понимаю, Анна, что тебя отвлекло что-то чрезвычайно важное? – мягко предположил он, но горничная уже знала его приёмы и не поддалась на уловку.

– Нет, сэр, у меня просто из рук всё валится, – и девушка, довольная своим дерзким ответом, подняла с пола стопку белья и демонстративно отряхнула с неё пыль.

Обычно реплики Анны, которая никогда за словом в карман не лезла, вызывали у Хигнетта лишь усмешку, так как жизнь малочисленных слуг в большом поместье не изобиловала развлечениями, а вялотекущее противостояние с горничной хоть как-то скрашивало однообразные дни. Однако в этот раз дворецкий нахмурился, и Анна поняла, что перегнула палку.

– Возьми чистое бельё, а это постираешь вечером, после ужина, – отдал он приказание.

Не решившись спорить с ним, Анна отперла шкаф, подтащила лесенку, достала ещё одну стопку белья, медленно спустилась, приподнимая подол платья на несколько дюймов выше, чем следовало, и всё это под бдительным взглядом невыразительных блёклых глаз Хигнетта.