Боль - Ольга Богуславская Страница 68

Рассказ Екатерины Лисичкиной может быть условно разделен на две части. Первая содержала сведения о совместной жизни с Михаилом, вторая - сведения о жизни с бывшим мужем в роли соседа. И лично мне - за других не поручусь показалось, что первая часть была искусственной, грубо раскрашенной и наспех сколоченной. Ведь Михаил Лисичкин очень долго ухаживал за юной Катей, очень бережно к ней относился. В его отношении к невесте, даже в чужом рассказе, чувствуется настоящая нежность. А семья Лисичкиных была очень симпатичной, дружной и веселой. Как-то неестественно, фальшиво звучал этот рассказ об отвратительном хаме, издевавшемся над своей беззащитной женой. Не такими словам и не с теми интонациями рассказывают об истинных домашних садистах.

Вот во второй части была иная тональность. Нет на свете женщины, которая осталась бы безучастной при виде мужа, счастливого в новом браке. Вторая жена Михаила была яркой, напористой, жадной до жизни, не могло быть в квартире ни мира, ни даже временного затишья. Катя уехала к матери, в Кунцево. Но она без устали преследовала не прописанную в квартире на Саввинской Светлану, постоянно жаловалась в милицию, что в ЕЕ квартире находится посторонняя женщина, - и в этой грязи можно разглядеть незатихающую женскую обиду. Да, она была оскорблена и переполнена жаждой мщения.

Екатерина Лисичкина сообщила суду, что хотела подать заявление в суд о принудительном размене квартиры, однако Миша не дал это сделать. Позже в суде выяснится, что Михаил всеми доступными ему средствами пытался разделить эту проклятую квартиру, перенес пытку, учиненную судьей Жуковым, а Катя делить не хотела. Ей нужна была вся квартира. Она считала, что имеет на неё право. Но так или иначе, Екатерина Лисичкина сказала, что пыталась, старалась, не вышло, и вот, исчерпав все средства, она от отчаяния пошла на преступление.

Потом Екатерина Шамильевна произнесла нечто чрезвычайно рискованное с моральной точки зрения. Первое: "Из показаний свидетелей я узнала, что Света была в курсе того, что я отравила пищу". Второе: "Света была доставлена в институт Склифосовского в состоянии алкогольного опьянения". Знакомясь с материалами дела, Катя почерпнула в свидетельских показаниях несколько реплик вроде: "Эта стерва нас отравила". Она сочла уместным использовать и это. Про алкогольное опьянение и говорить не приходится: Катя не могла питать никаких иллюзий, поскольку в деле нет никаких данных такого рода, но проводился анализ на наличие алкоголя - вот этого-то слова и хватило для озвучания.

И еще: Михаила и Свету она отравить хотела и цели своей достигла, о чем не сожалеет и сегодня. А вот убивать детей она не собиралась, и вышло это случайно. Кто мог подумать, что детскую пищу будут солить? Детей Екатерине Шамильевне жалко.

* * *

В следующий раз Екатерина Шамильевна была в ярко-желтом. Ей этот цвет к лицу, да и огромная общая тетрадь, в которую она то и дело заносила замечания, была зеленой - все в цвет.

Суд принял решение допросить в качестве свидетелей участников отравления 19 марта: соседей по подъезду, медиков и знакомых семьи Лисичкиных.

Вместе с Катей в тот день на Саввинскую набережную приехали: её родная сестра Инна Мусина, Мухаметжанов - Катя отрекомендовала его своим женихом, Шакиров, Коротков и Страхов. На предварительном следствии Катя прямо показала, что сестра знала, зачем они едут на Саввинскую. В судебном заседании сестра сказала, что была не в курсе событий. Приехали забрать кое-какие вещи.

Что Катя делала на кухне три часа, она не знает, из комнаты вообще не выходила.

Жених Мухаметжанов, одетый по последней моде ковбоев Техаса и в таких кованых ботинках, что все как-то невольно ожидали увидеть за дверью зала взмыленного скакуна, оказался робким и забывчивым юношей. В присутствии этого человека Катя купила бутылку водки "Распутин" ("Фу, гадость, - не преминул отметить жених, - имею слабость к хорошей водке, потому и не приметил, что Катя делала с бутылкой"), в его присутствии и яд сыпала. Яд чрезвычайного действия. "Да, купила, да, сыпала, - подтвердил Мухаметжанов, - но не знаю, для чего". Из памяти ковбоя улетучились показания, которые он давал на предварительном следствии. Он был скуп на слова. Да, приехали за вещами, Светлану никто не выгонял - она зачем-то сама ушла, плача детей не слышал, что Светлана беременная, не приметил, собака не лаяла, кто порезал телефонный провод - не помню. Адвокат потерпевших настойчиво переспрашивал забывчивого ковбоя, помнит ли он свои показания на предварительном следствии о том, что был-таки предупрежден заботливой невестой, чтобы не выпил случайно из бутылки с ядом. Наконец ковбой вспомнил - да, был.

Показания Шакирова совершенно совпали с показаниями Мухаметжанова. Нет, нет и нет.

Свидетель Коротков случайно попал в квартиру на Саввинской. Его приятель Страхов попросил помочь перевезти вещи одной девушке. Все свидетели, как завороженные, не выходили из Катиной комнаты и ничего не знают. Соседи по подъезду слышали ужасный детский плач, а Коротков - нет. Здоровенный и молодой парень, в присутствии которого разыгралась вакханалия, - он приехал в суд с папой. А папа привез характеристику сына: хороший мальчик.

Поучительные сцены разыгрывает жизнь в суде. Пожилая хозяйка соседней квартиры, на глазах которой скандал набирал обороты, в основном говорила о том, что плохо слышит.

Всех интересовал вопрос: как Кате удалось раздобыть хлорид бария и ацетат таллия? Оказалось - просто. Доцент кафедры готовых лекарственных средств, на которой работала Катя, пояснила, что, во-первых, Лисичкина была материально ответственным лицом и именно у неё были ключи от склада. И, во-вторых, что инвентаризации порошкообразных средств очень давно не было считалось, что там находятся обычные, неядовитые вещества. И наконец: "Я допускаю, что в завалах могло быть что угодно. А ацетат таллия по документам просто-напросто не значился".

Недаром сказано в Священном Писании: не искушай малых сих. Кто знает, как все сложилось бы, не будь проклятый таллий так доступен. Я только напомню, что смертельная доза таллия - от 0,5 до 3 г. А доза, доставшаяся семье Лисичкиных, приблизительно в 1000 раз превышала предельно допустимую.

В зале стало очень тихо, когда на свидетельскую кафедру взошла врач института Склифосовского Шелухина. В её отделении находилась умиравшая Светлана. Врач немногословна и крайне сдержанна, и оттого все, что она говорила, леденило кровь.

- Испытывают ли отравленные таллием боли? - спросил судья.

Человек не может ни ходить, ни стоять, ни глотать, появляются признаки энцефалопатии - человек не ориентируется в пространстве... Даже при легком прикосновении возникает острая боль.

Екатерина Шамильевна, заглянув в свою зеленую тетрадку, именно Шелухину спросила про опьянение Светланы.

Прежде чем ответить "нет", Шелухина целую минуту просто смотрела на Катю.

* * *

Начиная обвинительную речь, прокурор сказал: такое впечатление, что эта квартира была пропитана ядом задолго до события, имевшего место 19 марта.