Дочь палача и черный монах - Оливер Петч Страница 68

– Под кроны? – Симон проследил за ее взглядом. – Да там футов сорок, не меньше! Я шею себе сломаю.

– Бросьте вы! – мотнула головой Бенедикта. – Вам не придется лезть на самый верх. С тех пор как этот тамплиер что-то здесь спрятал, прошло все-таки несколько сотен лет. А тогда дерево было не таким высоким. Ну, allez hop!

Она опустилась на корточки и стала проверять корни и норы у подножия липы. Некоторое время Симон еще потоптался в нерешительности, затем вздохнул и принялся подыскивать удобное для восхождения место.

Кора обмерзла и стала скользкой, лекарь то и дело сползал вниз. И все же ему удалось наконец удержаться между стволами. Он подтягивался и осторожно перебирался с одной ветки на другую, останавливаясь при этом перед каждым дуплом. И, крепко ухватившись за ветку, свободной рукой шарил в отверстиях. Он хватал желуди и буковые орешки, которые белки запасли на зиму, прелую листву и склизкие грибы.

И больше там ничего не было.

Снова объявилась ворона. Она уселась на одной из ближайших веток и стала оттуда наблюдать за двуногим, который, видимо, искал в дуплах что-нибудь съестное. Симон чувствовал себя мальчишкой, которому приятель пообещал сокровище и который понял теперь, что его одурачили.

– Это бессмысленно! – крикнул он вниз. – Даже если тамплиер здесь что-нибудь и спрятал, вороны или сороки давно уже это растащили!

Он глянул вниз: Бенедикта все еще рылась в корнях.

– Посмотрите и на других стволах! – прокричала она Симону. – Нельзя сдаваться всего в шаге от цели!

Симон вздохнул. И с какой только стати женщины им без конца помыкают? И все-таки он повис на толстой ветке, тянувшейся к соседнему стволу, ухватился покрепче и начал медленно пробираться вперед. Бенедикта вдруг стала невероятно далекой, лишь пестрой точкой, почти слившейся с белизной снега. Симон впился пальцами в обледенелую кору. Если он сейчас сорвется, голова его разлетится, как мокрый снежок.

Наконец он добрался до второго ствола. Отсюда крона тянулась еще выше. Ветви показались довольно прочными, и Симон полез дальше, пока не смог в итоге обозреть всю долину.

Вдали сверкало озеро Аммерзее, на холме за ним виднелся совсем уже крошечный монастырь Андекс. С другой стороны над плоскими равнинами высился Пайсенберг, предвестник Альп, которые лишь изредка показывались вдали среди облаков. Симон снова взглянул на монастырь, а затем на лес вокруг него. Облетевшие буки, укрытые снегом ели, человек среди ветвей…

Человек?

Симон зажмурился, но ему не привиделось. На еловой ветке, всего в двадцати шагах от него, сидел человек и наблюдал за ним.

На незнакомце была широкополая шляпа и военный камзол. На поясе висел тяжелый кинжал или охотничий нож, а на коленях покоился взведенный арбалет. Заметив взгляд Симона, мужчина зарылся в ветви и исчез.

Лекарь был настолько ошеломлен, что в первые секунды потерял дар речи и решил, что увидал призрака. Успокоившись немного, он, насколько это было возможно, наклонился с ветки.

– Бенедикта, там впереди! В ветвях человек! За нами сле…

Сук под Симоном обломился, словно старая кость. Лекарь почувствовал, как по лицу его начали хлестать ветки, сердце скакнуло в груди, и лишь с некоторым запозданием он осознал, что действительно падает. Юноша принялся отчаянно хватать руками вокруг себя, в надежде зацепиться за какую-нибудь ветку. Мир превратился в вихрящийся хаос из неба, земли и хлещущих ветвей.

Внезапно что-то с шумом разорвалось, и Симон резко остановился.

Он повис примерно в десяти футах над землей и болтался, как марионетка. Покосился наверх и увидел, что острая ветка распорола его сюртук от талии и до воротника. Внизу стояла Бенедикта и уставилась на него с раскрытым ртом.

– Господи, Симон! Что вы там делаете?

– Как что? Лечу навстречу смерти. К тому же на соседнем дереве сидит человек с арбалетом и наблюдает за нами, и…

– Симон, успокойтесь для начала! Попытайтесь за что-нибудь зацепиться.

Бенедикта указала на толстую ветку, которая торчала справа от лекаря и на вид казалась довольно надежной. Симон попытался за нее ухватиться, но не дотянулся совсем немного. Тогда он осторожно начал раскачиваться. Ветка становилась все ближе. Сюртук над ним начал снова рваться. Раздался громкий треск, и, прежде чем сюртук окончательно разорвался на две половины, Симон в последний момент дотянулся до ветки. Он почувствовал рывок, пролетел немного вниз и обеими руками крепко обхватил сук. Болтнул ногами в воздухе и повис, не понимая, что ему делать дальше.

И в это мгновение прямо перед собой он увидел золотую табличку.

Она была лишь с ладонь величиной, и кора, словно вздутыми губами, обволокла ее по краям. Дерево, похоже, много столетий кусочек за кусочком вбирало пластину. Однако середина ее оставалась пока нетронутой, и там, на золоте, выбита была надпись. Стереть ее не смогли ни ветер, ни снег, ни дождь с градом.

Болтаясь на ветке, Симон прочитал выведенные на латыни строки. Ворона перепорхнула на соседнюю ветку и с любопытством заглянула ему через плечо.

IN GREMIO MARIAE ERIS PRIMUS ET FELICIANUS. FRIDERICUS WILDERGRAUE.

ANNO DOMINI MCCCXXVIII

Несмотря на свое затруднительное положение, Симон громко расхохотался.

– Ха! Этот проклятый тамплиер, – закричал он так, что его стало слышно на весь лес. – Старый хитрый лис! Он и вправду оставил здесь послание! Вы были правы!

– О чем вы? – Бенедикта вытянулась, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. – Что там такое? Говорите же!

Симон прекратил смеяться. У него постепенно начали болеть руки, и он почувствовал, как его, словно булыжниками во время пытки, потянуло вниз.

– Здесь золотая табличка… – просипел он. – Оставленная Фридрихом Вильдграфом за год перед смертью. И на ней надпись…

– Что за надпись?

– Проклятье! Дайте мне хотя бы спуститься!

Бенедикта ухмыльнулась.

– А что мешает вам просто спрыгнуть?

– Просто спрыгнуть? Да там футов двенадцать!

– Бросьте вы, не больше десяти. Так что? Или, может, мне вас подхватить?

Симон зажмурил глаза и медленно досчитал до трех. А потом разжал руки.

Барахтаясь и охрипнув от крика, он рухнул в сугроб у подножия липы. Падение оказалось довольно мягким. Симон замер ненадолго, чтобы убедиться, что ничего не сломано. Все кости, похоже, остались целы. Чего нельзя было сказать о сюртуке.

– Проклятье, Бенедикта! – ругался лекарь, выбираясь из снега. – Что за бредовая идея: карабкаться на такое дерево без единой веревки? Я же хребет чуть себе не сломал!

Бенедикта пожала плечами:

– По крайней мере, из нее вышел толк. А теперь говорите, что там написано на табличке?