Особые обстоятельства - Джон Ле Карре Страница 67

* * *

В надежде восстановить душевное равновесие Кит решил припомнить весь разговор от начала до конца.

Он стоял в кухне миссис Марлоу в резиновых сапогах. Страшно шумела посудомоечная машина, и он попросил миссис Марлоу выключить ее.

— Пап, это Эмили.

— Я знаю, что это ты! Что случилось? С тобой все в порядке? Ты где?

— Пап, у меня для тебя плохие новости. Джеб умер. Ты меня слышишь? Пап?

— Господи всемогущий.

— Папа? Это было самоубийство. Джеб застрелился из своего пистолета в своем же грузовике.

— Неправда. Быть такого не может! Он же сюда собирался, к нам. Когда это случилось?

— Во вторник вечером, неделю назад.

— Где?

— В Сомерсете.

— Не могу в это поверить. Он что, умер еще во вторник вечером? Эта фальшивая докторша звонила мне в пятницу.

— Знаю, пап. Боюсь, что так.

— Его опознали?

— Да.

— Кто? Надеюсь, не эта врачиха-мошенница?

— Нет. Его жена.

— Боже мой.

* * *

Шеба поскуливала. Наклонившись, Кит погладил ее и невидящим взглядом уставился вдаль. В голове зазвучали слова Джеба — когда он прощался с ним в клубе, уже на рассвете.

— Иногда мне кажется, что я совсем один на свете. Обреченный, изгой. И к тому же эти мертвые, мать и ее ребенок, они всегда со мной, всегда в моей памяти. Я считаю себя ответственным. Но сейчас все уже не так. Все изменилось благодаря вам, сэр Кристофер, так что позвольте пожать вам руку.

И Джеб протянул руку, которой потом держал убившее его оружие. У него было хорошее, крепкое рукопожатие. “Увидимся в среду утром”, — сказал он. А я пообещал приготовить ему на завтрак омлет — его любимый.

Он никак не хотел звать меня по имени, хоть я его и просил. Джеб думал, будто это невежливо. Звал сэром Кристофером. А я тогда сказал ему, что и не заслуживал вовсе никакого рыцарского звания.

Он обвинял себя в преступлении, которого не совершал. А теперь его обвиняют в том, чего он не совершал, — в самоубийстве.

А что же я? Что мне предлагается делать? Ничего. Сидеть на заду, не ерзая. Спрятать свою писанину куда подальше, предоставить лживому Беллу полную свободу действий и сидеть, закрыв свой глупый рот на замок.

А может, я слишком долго молчал?

Может, именно в этом и есть моя ошибка — слишком часто возмущаюсь какой-то совершенно неважной чепухой, а щекотливые вопросы задавать не решаюсь? Что же случилось тогда на скалах за домами? И почему мне предложили отличное место на Карибах, когда на него претендовали куда более достойные люди, заслужившие, в отличие от меня, такой пост?

Хуже всего было то, что Киту велела держать рот на замке его родная дочь — разумеется, с подачи молодого Белла, у которого, похоже, дар сидеть одним задом на двух стульях. Он ведь и до старушки Эм добрался, со злостью подумал Кит. Настроил ее против отца, заставил — судя по голосу дочери, против ее воли, — лезть в дело, о котором она ничего не знает, кроме того, что передала ей мать и чего она знать вообще не должна была!

Да, и еще: если кто и вывалит на беднягу Эм всю эту грязь об операции “Дикая природа”, то уж никак не двуличный Белл, который только и умеет, что за собственным начальством следить, и не Сюзанна. Это сделает ее родной отец — тогда, когда сочтет нужным, и так, как сочтет нужным.

И, обуреваемый такими беспорядочными мыслями, разъяренный Кит направился через затянутый туманом двор обратно к дому.

* * *

Изо всех сил стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Сюзанну, Кит побрился и надел строгий темный костюм — совсем не тот наряд деревенского сквайра, что он нацепил перед встречей с мерзкой сволочью Криспином, роль которого во всем этом деле он осветит, даже если это будет стоить ему пенсии и рыцарского звания.

Изучив свое отражение в зеркале шкафа, Кит задумался над выбором галстука — может, стоит надеть черный, почтить память Джеба? Но потом решил, что это чересчур уж демонстративно. К тому же его могут неправильно понять. Открыв ящик стола антикварным ключом, который он недавно добавил к своей связке, Кит достал конверт, где хранились квитанция Джеба и папка, озаглавленная “Черновик”.

Секунду помедлив, Кит чуть ли не с облегчением понял, что по его лицу струятся горячие слезы, горькие и злые. Впрочем, быстрый взгляд на заголовок документа отрезвил его: “Операция «Дикая природа», часть первая: отчет свидетеля, действующего представителя Ее Величества Королевы в Гибралтаре, данные с учетом дополнительных сведений, полученных от полевого командира войск специального назначения Великобритании”.

Вторая часть, “Отчет свидетеля, полевого командира войск специального назначения Великобритании”, теперь уже навсегда останется неоконченной. Так что первая часть должна быть вдвойне убедительнее.

Осторожно пробираясь мимо укрытой пыльными чехлами мебели, Кит виновато посмотрел на свою обожаемую жену, но будить ее не стал. Добравшись до кухни — и заодно до единственного телефона, разговоры по которому были не слышны в спальне, — он принялся за работу с дотошностью, достойной препротивнейшего мистера Белла.

Позвонить миссис Марлоу.

Кит старался говорить потише. Разумеется, миссис Марлоу с радостью переночует в поместье, раз именно этого хочет Сюзанна — ведь, в конце концов, что может быть важнее? А что, телефон в поместье уже заработал? Потому что она никаких помех на линии что-то не слышит.

Позвонить Уолтеру и Анне, старым добрым и глуповатым друзьям.

Его звонок разбудил Уолтера, но тот заверил Кита, что в этом нет ничего страшного. Они будут счастливы заехать вечером к Сюзанне и убедиться, что ей не слишком одиноко, — если, конечно, Кит вдруг задержится по делам в городе и не успеет сегодня вернуться. Кстати, а Сюзанна, случайно, не смотрит сериал “Сникерсы” по кабельному? Они вот смотрят.

Наконец, глубоко вздохнув, Кит уселся за кухонный стол и принялся писать — не останавливаясь, ничего не меняя, не вычеркивая и не добавляя:

“Дорогая Сьюки,

пока ты спала, появились кое-какие новости касательно нашего знакомого солдата, и в результате я должен как можно скорее отправиться в Лондон. Надеюсь управиться побыстрее и вернуться домой на пятичасовом поезде, но если не успею, поеду ночным — если не будет мест в купе, возьму билет в сидячий вагон”.

Затем рука как-то сама начала выводить еще слова, и он не стал противиться ее воле:

“Дорогая моя, я очень тебя люблю, но пришло время подать голос и быть услышанным, и, если бы ты могла знать все обстоятельства ситуации, ты бы меня полностью поддержала. Собственно говоря, ты сама справилась бы с такой задачей куда лучше меня, но и я постараюсь быть таким же смелым, как ты, и перестану наконец укрываться в тени и изворачиваться”.