Второй после Бога - Курт Ауст Страница 67

Рисунок пером, который я запомнил, появился в результате нашего с Томасом посещения Уле Рёмера, где я видел его рисунки всевозможных приборов. Мне захотелось тоже что-то нарисовать. А потому я уселся дома в своей комнате с микроскопом Томаса и постарался кропотливо изобразить каждую его частицу такой, какой я ее видел, собрать эти частицы в единое целое, в целый микроскоп.

Куда подевался этот рисунок? Может, я его выбросил? Что-то мне подсказывает, что рисунок был низведен до роли книжной закладки, что я находил его красивым, но понимал, что из меня никогда не получится мастер, собирающий инструменты. Какие книги я читал в то время?

– Постарайся найти мне книгу Жан-Батиста де ла Салля, которая называется “Les Règles de la bienséance de la civilité chrétienne”. – Я помнил, что эта книга о правилах христианской добропорядочности и хорошего тона вышла в Париже именно в том году. Экземпляр этой книги Томасу прислал его старый товарищ по студенческим временам, но Томас тут же отдал ее мне. Он считал, что ему как атеисту “христианская добропорядочность” не подобает, другое дело – мне, оставшимся в глубине души добрым христианином и деревенщиной, могут понадобиться некоторые правила поведения в обществе. Это было за несколько дней до того, как мы должны были получить аудиенцию у короля, так что я не обиделся на его слова и принялся штудировать книгу. Я уже не помню, какие там были правила…

– Эта?.. – Барк протягивает мне книгу. Я киваю, поворачиваю книгу корешком вверх и начинаю трясти – мелькают страницы. Из книги ничего не выпадает. Барк с удивлением смотрит на меня, но молчит.

– Ничего, – говорю я и вспоминаю, какие еще книги интересовали меня в то время. – А можешь ли ты найти?.. Да, теперь постарайся найти книгу Антонио де Лофразо о превратностях любви, я не помню точно, как она называется. Если не ошибаюсь, она лежит в коричневом саквояже.

Барк выкладывает книги на стол у окна, листает, чтобы найти титульный лист и имя автора, что не всегда бывает легко обнаружить в старинных книгах. Я напряженно слежу за ним, говорю “нет, не эта…” или “посмотри ту маленькую…” и вконец смущаю бедного малого, поняв, что он не совсем твердо знает буквы, не говоря уже об иностранных языках.

Я уже хотел попросить его дать мне всю стопку, как вдруг лицо его проясняется, и он протягивает мне растрепанный маленький томик, который явно читали с большим усердием. Совершенно верно – это Лофразо. Правильно книга называется “Десять книг о превратностях любви”. Вряд ли рисунок в ней, думаю я, но, тем не менее, трясу ее, не отрывая глаз от стопки книг. Толстая книга в переплете из телячьей кожи с изящным рисунком на корешке привлекает мое внимание. Неожиданно я понимаю, что нашел то, что нужно.

– Дай мне вторую книгу снизу, – прошу я и показываю на книгу Блаженного Августина. Сочинения “О блаженной жизни” и “О браке и вожделении” объединены в один том. Как будто все, что тревожило меня в то время, собрано в одном месте. Взяв книгу и ощутив под руками ее солидный переплет и мягкую кожу, я уже знаю, что мой рисунок прячется именно в ней. Я осторожно открываю книгу. Осторожно перелистываю несколько страниц, вижу, что в середине книги из нее что-то выглядывает, засовываю между страницами палец и открываю книгу. Вот он. Гладкий и чистый, будто я нарисовал его только вчера. Осторожно кончиками пальцев я беру рисунок за уголок, словно это тысячелетний греческий лист, смотрю на него и глупо улыбаюсь Барку.

– Это я нарисовал, – говорю я, чувствуя себя как ребенок, показывающий свои каракули. Барк, не жалея внимания, рассматривает рисунок, задает вопросы, и я отвечаю ему и радуюсь, что рисунок сохранился.

Когда я начинаю писать дальше, то вкладываю рисунок между страницами рукописи, словно он является частью моего рассказа. С довольной улыбкой я затачиваю новое перо и макаю его в чернила. Этот рисунок – что-то вроде открытых ворот в прошлое, что-то надежное, показывающее, что мое словесное описание микроскопа верно до малейших подробностей. Рисунок убеждает меня, что я спокойно, без колебаний, могу вернуть доверие собственной памяти.

* * *

Бормоча что-то себе под нос, Томас снял большую деталь с “флагштока”, потом отвинтил часть трубки, вынул стекло – окуляр, подумал я, – и положил его в деревянную коробку рядом с другими. Потом взял другое стекло, вставил его в микроскоп, снова все свинтил и посмотрел в него. На этот раз он удовлетворенно хмыкнул и начал спокойно и тщательно осматривать края скалки. Это заняло много времени, но наконец все края осмотрены, и Томас поднял голову.

– Ничего, – сказал он помощнику судьи. Я не сразу понял, что результат оказался в мою пользу, а поняв, вздохнул с облегчением. – Извольте проверить.

Я надеялся услышать “нет” – мне было нелегко стоять неподвижно и освещать микроскоп.

Но помощник судьи сел на стул, и Томас стал его учить, как пользоваться микроскопом:

– Следите за тем, чтобы точка, которую вы рассматриваете, была хорошо освещена, а также старайтесь заметить все, что напоминало бы капли крови или остатки волос и кожи.

Помощник судьи склонился над трубкой и долго смотрел в нее, он молчал и ни к чему не прикасался. Потом поднял голову, оглядел скалку, наморщил лоб и снова нагнулся к микроскопу. Наконец он с мрачным выражением лица взглянул на Томаса:

– Не думайте, будто я смотрю на дерево. Я смотрю на живые существа, они двигаются, но таких существ нет в природе, созданной Богом. – Он замолчал и с отвращением взглянул на прибор. – Чертовщина какая-то!

– Нет-нет, не бойтесь, все, что вы видите, на самом деле не видно простым глазом. Вы видите крохотных живых существ, которых не видели раньше, потому что они слишком маленькие для обычного глаза. Позвольте показать вам, – взволнованно сказал Томас и в следующие полчаса прочитал помощнику судьи лекцию о том, как устроен микроскоп, показал, как простое стекло увеличивает, например, его палец, и в конце концов убедил его в правильности своих суждений: скалкой не пользовались в качестве орудия убийства. А странные живые существа тоже часть Творения Божьего.

Мне тоже хотелось взглянуть на этих тварей, но, когда помощник судьи был уже убежден, Томас взял из моих рук масляную лампу, задул пламя, отодвинул приборы в сторону и без лишних слов начал разглядывать содержимое письменного стола.

Стражник вышел из комнаты и закурил трубку. Я потер затекшие руки. Помощник судьи спросил, что теперь ищет Томас, но Томас и сам этого не знал, и помощник судьи замер посреди комнаты с опущенными руками, взгляд его был прикован к Томасу. Потом он подошел к двери, выглянул, поискав глазами стражника, и снова вернулся к письменному столу.

– Из конторы что-нибудь украли? – спросил Томас.

– Не похоже, – ответил помощник судьи. Он стоял за спиной у Томаса. – Если верить словам управляющего.

Я подошел к шкафу с полками. Счетоводные книги, свернутая рулоном карта, полдюжины бутылок вина и бренневина, четыре бокала, весы для взвешивания золотого песка, коробочка с гирями, пустая серебряная табакерка, украшенная филигранью. Я все немного передвинул, словно под этими вещами или за ними могло быть что-то спрятано, однако не нашел ничего подозрительного. На стене висела шпага, несколько ножей и пистолет.