Дочь палача и черный монах - Оливер Петч Страница 66

– Дотла? – переспросила она.

– Да, ничего не оставили. Мы расчистили завалы, и теперь на том месте летом растет маленький садик с травами. Но что с вами? – Настоятель Бернард тревожно взглянул на Симона и Бенедикту. – Это ведь лишь небольшая часовня. Без реликвий и каких-либо ценностей, и молитву, как я уже сказал, удалось спасти. Может, вы знали эту церквушку раньше?

Бенедикта подскочила к Симону.

– Мой проводник… он часто молился там в детстве. – Она повернулась к настоятелю. – А что-нибудь еще, кроме самой молитвы, удалось оттуда спасти? Образ, статую или, может быть, надгробную плиту?

Настоятель покачал головой.

– К сожалению, нет. Все уничтожено. А надгробных плит там и не было. Хотите теперь немного помолиться?

Симон кивнул. Мысли завихрились в его голове. Они ведь так надеялись получить здесь какое-нибудь указание. Но все, что обнаружили, – это древний текст на пергаменте, от которого им не было никакого проку. Означало ли это конец поисков? Неужели с разрушением вессобруннской часовни тайна о сокровищах тамплиеров утрачена навсегда?

Симон еще раз взглянул на строки и беззвучно пробормотал стих.

…не было доныне ни земли, ни выси небесной, ни древа…

Он запнулся. Что-то они упустили.

Древо…

В отличие от надписи в крипте под развалинами замка слово это было написано с маленькой буквы. Быть может тогда, нужное им дерево находилось здесь, а вовсе не в Пайтинге?..

Бенедикта первой нарушила молчание. Она, судя по всему, тоже заметила отличие.

– А вообще, есть здесь где-нибудь дерево, представляющее собой нечто особенное? – спросила она и взглянула на настоятеля так, словно вопрос никоим образом не казался ей странным.

– Нечто особенное? – Бернард Геринг смущался все больше. – Что вы имеете в виду?

– Ah oui, excusez-moi [28], – перебила его Бенедикта. – Это молитва об удивительных силах природы. Небо, горы, деревья… Я человек суеверный и для молитв ищу места, где могу ощутить эту силу. Так вот, может, дерево?

Настоятель Бернард просиял.

– Ах да, конечно. Старая липа Тассило к юго-востоку от монастыря! Дерево очень старое и благословенно Господом. Когда-то герцогу Тассило приснились там три источника, которые впоследствии и прославили это место. Превосходное место для молитвы!

– И сколько же лет этой липе? – спросил Симон.

– Много сотен лет, это уж точно. Она представляет собой четыре сросшихся ствола, и есть люди, которые считают ее символом четырех стихий. Из всех деревьев вокруг липа Тассило самая известная.

– Ваше преподобие, – перебила его Бенедикта. – Можно попросить вас об одолжении?

– Ну разумеется.

– Могли бы вы показать нам завтра утром это дерево? Полагаю, это именно то место, где на рассвете я смогу целиком посвятить себя Господу. – Она улыбнулась настоятелю. – Не сомневаюсь, там я в конечном счете и пойму, какую сумму мне следует пожертвовать монастырю.

– По такому случаю, – ответил настоятель, – я позабочусь о том, чтобы утром вам никто не помешал. Только прошу вас, упомяните в ваших молитвах и наш монастырь.

Лекарь кивнул:

– Так мы и поступим. Ваше преподобие?

– Да, сын мой?

– Вы позволите взять мне несколько книг до утра?

Настоятель улыбнулся.

– Разумеется. Я только рад, что их снова кто-нибудь прочтет.

Симон ухватил одну из стопок и шаткой походкой двинулся к лестнице. Ночь обещала быть долгой.

Магдалена лежала в трюме корабля, и ее покачивало из стороны в сторону. В корпус врезались волны, их плеск и непрестанная качка убаюкивали, и открыть глаза не представлялось возможным. Но снаружи вдруг налетел шторм, качка усилилась, и Магдалена перекатилась, словно незакрепленная бочка. Нужно подняться на палубу и выяснить, что там случилось… Она начала вставать, но ударилась головой в дощатую стену и, вскрикнув от боли, опустилась обратно.

Боль помогла ей проснуться. Сон развеялся, словно облако, и она поняла, что лежала не в трюме корабля, а в тесном ящике. И качало ее потому, что ящик этот, вероятно, находился в повозке. Магдалена услышала, как храпела лошадь и что-то монотонно шипело. Лишь через некоторое время она поняла, что так скребли полозья по снегу. Значит, везли ее вовсе не в повозке, а на санях. Теперь она почувствовала и холод, который прорывался внутрь сквозь щели между досками. В них же пробивались тонкие линии света, но разглядеть что-либо, кроме проплывающих мимо теней, не получалось. Голова раскалывалась, словно Магдалена в одиночку выпила целую бочку вина.

Руками и ногами она обмерила тесное пространство вокруг себя. И поняла вскоре, что ящик по величине точно повторял размеры гроба. Неужели она умерла, а затем снова очнулась? И кто-то вез ее на кладбище, чтобы похоронить заживо?

Или это и есть смерть?

– Помогите! Есть там кто? – Вместо крика из груди вырвался лишь едва слышный хрип. – Я жива! Вытащите меня отсюда.

Послышался протяжный крик кучера, затем сани остановились. Качка наконец прекратилась, и к ящику по скрипучему снегу начали приближаться шаги. У Магдалены бешено забилось сердце. Ее услышали и теперь спасут! Сейчас могильщик осознает свою ошибку и вскроет гроб. Она засмеется ему в лицо и объяснит, как…

– Заткни свою проклятую пасть, палачье отродье, иначе зарою тебя где-нибудь. На шесть футов под землю, как в былые времена поступали с распутным бабьем.

Магдалена окаменела. Она мгновенно узнала голос. Это был тот самый человек, который порезал ей руку кинжалом. Человек, которого остальные называли братом Якобусом. Вместе с именем всплыли другие воспоминания. Собор, крест на шее епископа, подземный склеп, собрание… На кончике кинжала, вероятно, был яд, который парализовал ее и в конце концов лишил сознания. Тот самый яд, жертвой которого стал и отец. Теперь этот брат Якобус, видимо, ее и увозил.

Вот только куда?

– Послушай, скоро мы проедем заставу, – голос человека звучал теперь миролюбивее. – Ни звука, поняла? Ни писка! Я не хочу тебя убивать, ты нам еще нужна. Но, если до того дойдет, ты умрешь. Отец тебе, случаем, не рассказывал, сколько времени человек будет задыхаться, если его похоронить заживо?

Брат Якобус не стал дожидаться ответа, а залез, судя по шуму, обратно на облучок. Щелкнул кнут, и поездка продолжилась.

Магдалена попыталась упорядочить мысли. Монах знал ее и отца! Вероятно, это был тот самый человек с запахом фиалок, который все это время следил за ними в Шонгау и Альтенштадте. И в Аугсбурге она, по воле случая, снова оказалась у него на пути. Он, видимо, тоже охотился за сокровищем, и, судя по всему, во всем этом людей было замешано гораздо больше.