Король и злой Горбун - Владимир Гриньков Страница 66

– Ключи у вас с собой?

– К-какие к-ключи?

– От квартиры. Той, что на Ленинградском проспекте.

– Нет там никакой квартиры.

– Ну как же, есть! И мы сейчас туда поедем. Нам вот Евгений по дороге опишет всю обстановку – что из мебели и где стоит, а мы приедем и посмотрим, не напутал ли он чего.

Ряжский блефовал, потому что никуда он не зайдет, ни в какую квартиру. Гончарова упрется и скажет, что знать не знает никаких квартир на Ленинградском, и что тогда – дверь ломать? Но она не замечала игры, так была напугана происходящим. Я все еще не понимал, почему она упорствует и что это за история странная приключилась, а Ряжский уже подталкивал нас к двери, приговаривая:

– Едем, время не ждет. Вот сейчас все на месте и посмотрим.

Он неспроста сказал в прошлый раз, что разберемся во всем. Что-то такое раскопал, что позволяло ему теперь куражиться и ломать комедию. Он знал про странную историю с квартирой больше, чем я. Вел нас по коридору и все норовил заглянуть Нине Тихоновне в глаза.

– Я ведь с соседями вашими поговорил.

– С какими соседями? – слабым голосом спросила женщина.

– С теми, что на Ленинградском.

– Я там не живу.

– А вот Женя к вам туда в гости приезжал. Правда, Женя?

Ему и не нужен был мой ответ.

– И товарищи его тоже к вам приезжали. Вы еще Светлану угощали каким-то чудесным вареньем. Название я только забыл. Не напомните, из чего варенье-то?

На Нину Тихоновну было больно смотреть. Мы вышли из здания прокуратуры, а у входа нас уже дожидалась машина. Ряжский подготовился к сегодняшнему действу с превеликим тщанием.

– Странное дело, – сказал Ряжский. – Я ведь и в паспортном столе побывал, и в жилконторе. Не проходите вы там по бумагам. И муж ваш покойный тоже.

Машина уже мчалась по улицам. Ряжский даже ничего не сказал водителю, тот и сам знал, куда везти. Все обговорено заранее.

– Большая квартира у них, Женя?

Ряжский спросил, а сам смотрел не на меня, а на женщину.

– Не очень, – неуверенно ответил я.

– Комнат сколько?

– Три.

– Вы во всех успели побывать?

– Нет, только в одной.

Я увидел, как Нина Тихоновна покусывает губы. Хотел спросить у нее, в чем дело, что происходит, но не посмел при Ряжском.

– И что в той комнате? Мебель какая?

– Диван. Стенка. Стол. Телевизор.

– Телевизор какой?

– Японский. «Панасоник».

– Видеомагнитофон есть?

– Есть.

– Какой?

– Не помню. Тоже, кажется, «Панасоник».

– Ковры?

– Над диваном.

– А на полу?

– Ковровая дорожка.

Ряжский заглянул Нине Тихоновне в глаза.

– Совпадает?

Она не ответила.

– Цветы в комнате есть? – Это уже ко мне вопрос.

– Не помню.

– Ладно, теперь к стенке перейдем. Что там?

– Ничего, – пожал я плечами. – Мебель, как у всех.

– Что там? Посуда? Книги?

– Книги есть. Много.

– Собрания сочинений?

– Да.

– Чьи?

– Тургенев, помнится. Толстой. Кажется, Гюго.

– А? Есть Гюго? – Ряжский опять обернулся к женщине.

И опять она не ответила.

– Ну что, будете отрицать? – осведомился Ряжский. – Ведь все он правильно описывает.

До нужного нам дома оставалось уже совсем немного. И чем ближе подъезжали, тем мрачнее становилась Нина Тихоновна. Когда машина остановилась, Гончарова не сделала ни малейшей попытки покинуть салон, но Ряжский проявил настойчивость. Мы впятером поднялись наверх: я, Нина Тихоновна, Ряжский, водитель и тот сотрудник прокуратуры, который недавно встречал меня на проходной.

– Какая квартира, Женя? – спросил Ряжский.

Я без колебаний указал нужную.

– Попробуем позвонить, – сказал Ряжский. Нажал кнопку звонка. И к моему неописуемому удивлению, дверь распахнулась. Там была женщина, которую я увидел впервые, и еще какие-то люди. Мне показалось, что они – коллеги Ряжского.

– Прошу! – широким жестом пригласил Ряжский.

Нина Тихоновна обмерла, как будто у нее отнялись ноги. Потому что там, за дверью, была квартира, в которой она якобы не была никогда, но почему-то эта квартира была известна мне.

Я первым переступил порог и прошел в квартиру. Все здесь было, как прежде: стол, диван, тот самый ковер на стене, телевизор «Панасоник», стенка с длинными рядами собраний сочинений. Толстой, Тургенев, Гюго. Значит, все-таки Гюго.

Никто не последовал за мной, и я вышел в коридор. Нина Тихоновна таки переступила через порог, но теперь она стояла у стены, опершись на нее, и как будто боялась упасть. Я не знал, что происходит, но мне было ее искренне жаль.

– На воздух! – сказала она слабым голосом. – Я вас прошу! Не мучайте меня!

Ряжский пытался увлечь ее в квартиру, но тут я вмешался:

– Вы разве не видите, в каком она состоянии?

Он, кажется, хотел настаивать, но неожиданно уступил.

– Хорошо, возвращаемся в прокуратуру.

Он привезет женщину в кабинет и будет давить на нее, пока она все ему не расскажет. У него к этому способности, я уже знал. Мы спустились вниз.

– Поедете с нами, – сказал мне Ряжский. – Все оформим под протокол.

Мне придется написать все – сколько раз и когда именно я встречался на этой квартире с Ниной Тихоновной. Потом нечто подобное напишет и Светлана. И Демин тоже. Это будут документальные подтверждения того, что Нина Тихоновна по какой-то причине говорит неправду. И вот тогда Ряжский дожмет ее.

Нину Тихоновну усадили на заднее сиденье. Она оказалась между Ряжским и его коллегой. Мне досталось место впереди. Водитель завел двигатель.

– Возвращаемся в прокуратуру, – сказал ему Ряжский.

Но мы даже не успели тронуться с места. С грохотом обрушились стекла – мне показалось, что со всех сторон одновременно, и это было так громко в замкнутом пространстве салона, что я в первое мгновение оглох. Какие-то люди уже распахнули дверцы, и я не успел ничего понять, как уже лежал на пыльном, асфальте и не мог даже пошевелиться, потому что в мгновение получил два сильнейших удара – в голову и в пах. Что-то происходило надо мной – топот, крики, глухие удары, потом взревел двигатель и умчалась прочь машина. Я приподнял ставшую чугунной голову. Растерзанная лихими налетчиками прокурорская «Волга» по-прежнему стояла на месте. Ряжский лежал рядом со мной. У него была разбита голова. Он не шевелился и, как мне показалось, даже не дышал.