Акведук на миллион - Лев Портной Страница 66

Я отметал сомнения, терпеливо ждал, и мои старания были вознаграждены. Пятым по счету оказался гость, чей голос я немедленно узнал. Именно он и был собеседником графа Каменского, когда я висел у них над головами, привязанный к пыточному креслу.

Я чуть опустил газету и взглянул поверх страниц на вошедшего. Холеный господин средних лет, одетый в партикулярное платье, прикрывал лицо круглой шляпой, но мне удалось разглядеть этого посетителя достаточно, чтобы узнать. Нет, мы не были знакомы, но я встречал его пару раз во дворце у Нарышкиных.

Меня покоробило, когда я услышал, как негодяй потребовал проводить его к Алете. Мадам Шерамбо взяла его под руку, они прошли мимо меня и скрылись за портьерой. Спустя несколько секунд хозяйка вернулась в гостиную. Меня подмывало ворваться в номер к рыжей красавице и обработать кулаками ее гостя. Но я сдержался. Все-таки мадам Шерамбо не сделала мне ничего плохого.

Я оставил хозяйке рубль, попрощался и, провожаемый ее удивленным взглядом, покинул бордель. Почти что час пришлось ждать в карете. Наконец нужный мне господин вышел на улицу и сел в поджидавший экипаж. Я подал знак мосье Каню, и мы проследили путь злодея до дома. Пару гривенников я пожаловал местному дворнику и узнал, что интересующий меня субъект, отставной полковник, именует себя Шемлавским Григорием Александровичем. Кроме того, словоохотливый мужичонка сообщил, что его высокоблагородие любят на бильярде по вечерам играть в задней комнате у господина Гугета.

На следующий день я приехал к Павлу Строганову.

— Поло, я нашел его, — заявил я, не успев даже поздороваться.

— Кого? — насторожился Павел.

— Того негодяя, что планировал отравить воду в Москве, дабы заставить государя призвать на службу Аракчеева, — терпеливо объяснил я.

— И кто же этот негодяй?

— Шемлавский Григорий Александрович, отставной полковник, служил артиллеристом.

— Что ж, похвально, похвально, — улыбнулся Павел. — Возьмем на заметку.

— Возьмем на заметку? — переспросил я. — А как насчет того, чтобы арестовать его? Ведь ты товарищ министра внутренних дел, в твоих руках полиция. У тебя есть свидетель. Я — свидетель. Я слышал его разговор с графом Каменским…

— Может, и арестуем со временем, — ответил Павел. — Но не сейчас. Воленс-Ноленс, ты же знаешь, пока нецелесообразно тревожить такие фигуры, как Аракчеев и генерал-губернатор, пусть даже и отставной.

В очередной раз продолжать бессмысленный спор я не желал.

— Воля ваша, — промолвил я. — А я не желаю мириться с тем, что этот господин, возможно, теперь вынашивает новые планы. Я поступлю по-своему.

— Что ты задумал? — встревожился Поло.

— Скоро узнаешь, — ответил я и попрощался.

В тот же вечер я застал Григория Александровича в кофейне Николя Гугета. Отставной полковник играл против молоденького поручика. Несколько зрителей следили за партией, и среди них я заметил бывшего сослуживца Мыскина, ныне штабс-капитана.

— Григорий Александрович, дорогой вы мой! Как давно я искал этой встречи?! — воскликнул я.

— Мы разве знакомы? — холодным тоном осведомился Шемлавский.

— Как же? Не узнаете? — Я изобразил удивление. — А ведь мы встречались! Встречались в доме у графа Каменского. Вам тогда пришлось сильно голову задрать, чтобы разглядеть меня. Вы еще личико так платочком прикрывали, чтобы я вас не разглядел…

— Простите, милостивый мой государь, — раздраженно покачал головой Шемлавский, — но вы несете какую-то чушь! К тому же мешаете игре!

— Ах, игра! — Я словно только теперь заметил бильярдный стол и постучал по нему пальцем. — Ну и как игра? Получается? А телескопом не пробовали?

Я обвел глазами присутствовавших офицеров. Казалось, что воздух сделался жестче от охватившего их напряжения. Они следили за развитием событий, уже сообразив, что я намерен учинить скандал. И я не обманул их ожиданий.

— Господа! — обратился я к ним и указал на Шемлавского. — Григорий Александрович прославился во всех борделях от Санкт-Петербурга до Москвы как мастер пользоваться телескопом в жарком деле! Без телескопа у него, знаете ли, ничего не получается…

На лицах офицеров мелькнули глумливые улыбки, которые они все как один немедленно скрыли. Вероятно, Шемлавский иногда развлекал их своими частушками. И теперь новая интерпретация его пристрастия к телескопам развеселила их.

Сам же Григорий Александрович сначала побагровел, затем побелел, после чего прошипел:

— Извольте немедленно извиниться!

— Можете потребовать сатисфакции, — небрежно заявил я, повернулся, нашел взглядом старого знакомца и попросил: — Мыскин, будешь моим секундантом?

Вечером я отправил мосье Каню с очередным письмом к графине де ла Тровайола. Французишка вскоре вернулся и вернул мне письмо нераспечатанным. Новость, которую он привез, опечалила меня, хотя и была давно ожидаемой. Алессандрина покинула Санкт-Петербург.

Ранним утром, едва рассвело, я прибыл на Волково поле. Со странной отстраненностью наблюдал я за приготовлениями к поединку. Душевное оцепенение охватило меня, а виною послужила нелепая размолвка с Алессандриной. Приглашенный доктор, чьего имени я не потрудился запомнить, не спускал с меня грустных глаз и отчего-то почти не обращал внимания на Шемлавского. Щелкнули замки ящика с пистолетами: секунданты, передвигавшиеся как безликие тени, проверили оружие. Я не испытывал ни малейшего трепета, словно не мне угрожала смертельная опасность и не я рисковал через несколько минут расстаться с жизнью.

— Господа, не угодно ли вам примириться? — прозвучал традиционный вопрос.

— Я готов принять извинения, — откликнулся Шемлавский.

Нужно отдать ему должное, он сохранял завидное присутствие духа, оставался спокоен, хотя смертельная опасность в равной степени угрожала и ему.

— Сегодня я не в том настроении, — ответил я. — Будем стреляться.

По команде мы разошлись на указанное секундантами расстояние. Я повернулся, а Шемлавский уже целился в меня. Время замедлило свой бег. Я начал поднимать пистолет, одновременно поворачиваясь боком к сопернику. Грянул выстрел, словно железная птица пролетела мимо меня и, задев крылом, распорола рубашку на груди. Соперник опередил меня, и я чудом остался жив.

Я целился в него, но после выстрела приподнял пистолет, чтобы выстрелить в воздух. И вдруг раздался топот копыт.

— Стойте! Стойте! Прекратите дуэль! — послышался знакомый голос.

Подоспевший всадник едва не выскочил на линию огня. Он спешился, и я узнал майора Балка.

— Извините, опоздал, место сообщили неточно, — промолвил он. — Кто стрелял?

— Я еще только собираюсь выстрелить, — ответил я.

— Не трудитесь, — суровым голосом произнес Михаил Дмитриевич. — Ваш выстрел не причинит никакого вреда противнику.