Легкий как перышко - Зои Аарсен Страница 66

Согнувшись пополам от всхлипов, я задумалась, как вообще что-то в моей жизни может наладиться после всего этого. Может быть, я никогда не сбегу от игры Вайолет. Возможно, призраки будут преследовать меня до конца жизни. Я заснула с включенным светом и так проспала всю ночь. Наутро мое лицо было липким от слез.

Наступил Хэллоуин; в этот день тело Кэндис должны были предать земле.

Утром мама повезла меня до дома Гундарссона на панихиду и предложила остаться со мной, а не ждать в машине. Учитывая все произошедшее, она хорошо держалась в этой ситуации – даже не стала задавать вопросы о проблемах Кэндис из-за смерти Оливии. Мама позволила мне остаться дома и не ходить в школу всю неделю. Я бы больше это оценила, если бы не испытывала панику из-за соответствия смерти Кэндис предсказанию Вайолет. Меня накрыло холодное, парализующее чувство страха. Тело онемело. В этот раз никаких сомнений не было: мы точно находимся под каким-то заклятием или проклятием.

Хотя у меня не было сил думать о дальнейших действиях, пока я горевала по Кэндис, – я знала, что нам с Треем понадобится помощь, чтобы покончить с этим всем. В то дождливое утро похорон подруги сложно было думать о том, как мы выступим против Вайолет и того, что помогает ей из мира духов.

Трейси прибыла на службу в качестве посланника ученического совета и бормотала что-то о социальном долге классного секретаря отдать дань уважения. А еще она сказала, что Вайолет всю неделю не ходила на занятия из-за сильной простуды и не могла почтить память Кэндис, хотя и очень хотела приехать. Когда Трейси спокойно сообщила нам об этом, я почувствовала, как Миша напряглась рядом со мной, словно кошка, готовая прыгнуть. Может быть, я проживала эту неделю в безэмоциональной пустоте, но внутри Миши пылало смертоносное пламя. И неудивительно.

Мама стояла рядом со мной на кладбище Святой Моники, пока отец Фэи помолился с немногими собравшимися у могилы. Трей был рядом со мной и легонько держал меня за левую руку. Длинные темные волосы закрывали большую часть его лица. Айзек Джонстон вытер слезы с глаз и покачал головой, когда гроб опустили в землю. Интересно, помнил ли он, как мы с Мишей убеждали его, что попытка помешать Кэндис уехать на Гавайи – вопрос жизни и смерти?

По пути домой с похорон мы проехали мимо родителей, выпрашивающих вместе с детьми сладости на Хэллоуин. Дети в костюмах и с тыквами в руках на порогах домов стали жестоким напоминанием, что мир продолжал двигаться дальше, хотя Оливии и Кэндис больше не было с нами. Дома я сменила черное платье и колготки на клетчатую пижаму и забралась под одеяло, хотя на улице все еще было светло. Какая-то часть меня знала, что в это время родители даже еще домой с работы не возвращаются, а школьный марширующий оркестр все еще тренируется на футбольном поле, – но мне хотелось закрыть глаза и про все забыть. Хотелось проснуться в другом городе, другой жизни, в совершенно другом существовании, в котором я никогда не ходила на вечеринку Оливии и не становилась частью этого кошмара.

«Ты следующая».

Кто следующий? Кого имел в виду дух на заросшем участке. Он отрицал, что был Оливией или Кэндис. Находилась ли я под угрозой? Была ли я защищена от игры, потому что Вайолет не смогла увидеть мою смерть? Но ведь это было не совсем так – Вайолет сказала, что видела огонь. Что станет с мамой, если и вторая ее дочь погибнет в пожаре?

Проснувшись посреди ночи, я увидела, что Трей лежит рядом, а свет включен.

– Не помешает, – сказал он мне, когда я осмотрелась, пытаясь понять, который час.

– Что бы ни было в моей комнате, оно ушло, – заверила его я. – Если это на самом деле была Оливия, то мы потерпели неудачу. Мы не сумели вовремя сложить вместе все кусочки пазла. Теперь они заполучили и Кэндис.

Трей внимательно посмотрел на меня, прямо в глаза, и после долгой паузы спросил:

– В тот вечер, когда вы играли, чья очередь шла после Кэндис?

– Моя.

Он кивнул.

– Мы попросим помощи – и покончим с этим.

* * *

В пятницу мама встала в дверном проходе и проинформировала меня, что едет в кампус на занятия, но сразу же вернется после этого, а разбираться со своим расписанием будет по скайпу. Я без лишних слов поняла: она рассчитывает, что на следующей неделе я вернусь в школу.

Мама Трея отвезла его в школу, но он сразу же вернулся пешком и начал беспрестанно стучать мне в дверь, пока я не встала с кровати и не вышла к нему в пижаме.

– Одевайся, – велел он. – Мы идем в город встретиться кое с кем.

Я не стала задавать вопросы, просто натянула джинсы и толстовку и последовала за Треем на освежающий утренний воздух и длинную прогулку в город. День был туманным, что типично для осени в Висконсине. Школа и обычная жизнь словно бы остались в миллионе миль отсюда. Миша не присылала мне ни электронных писем, ни сообщений с тех пор, как мы узнали, что Кэндис точно умерла; я подозревала, что ее тоже не пускали в школу всю неделю. Все казалось ненастоящим. Я не могла думать ясно, не могла сосредоточиться и следовала указаниям Трея, которые едва слышала.

– Назовите причину прихода, – произнес женский голос через переговорное устройство системы безопасности у задней двери кирпичного здания дома приходского священника за церковью Святой Моники. Мы с Треем поеживались, стоя на цементной лестнице, ведущей к домику, в котором жил священник и находилась администрация церкви. Стоя там в этот пасмурный день, я внезапно почувствовала себя уязвимой. На нас смотрели гипсовые статуи Девы Марии и святого Августина. Я не чувствовала себя в опасности, пока мы шли из нашего района, но теперь, на пороге церкви, я ощутила жгучую необходимость зайти внутрь.

– Мы пришли попросить помощи у отца Фэи по личному вопросу, – заявил Трей, сильнее сжав мою руку. Над дверью домика на виду у всех была установлена камера наблюдения – наверное, потому что здесь также находилась бесплатная столовая и время от времени на этом пороге появлялись люди не совсем в своем уме, требующие помощи. У нас спросили, как нас зовут, Трей ответил, и нас впустили.

– Отец, здесь двое подростков, они хотят поговорить с тобой, – сказала в трубку стационарного телефона седовласая секретарь в вязаной жилетке поверх цветочной полиэстеровой блузки, как только мы вошли. Она сидела за заваленным вещами столом за стеклом с отверстием внизу, как в кассе банка. Женщина показала нам на деревянную скамейку напротив окна, приглашая сесть туда.

Мы тихо сели и расстегнули куртки, так как в вестибюле было тепло. Скорее всего, дальше по коридору, за дверным проемом находилась кухня – оттуда доносился запах супа и звон тарелок.

– Что за личное дело? – спросила секретарша, глядя на нас через окно и прикрывая рукой трубку.

– Это личное дело, – повторил Трей, сердито глядя на нее.

Мгновение спустя она положила трубку и произнесла: «Он вас примет».

Когда мы встали и пошли в конец коридора, она какой-то кнопкой открыла замок на двери, и мы прошли в уютную кухню церковных служащих. Отец Фэи стоял у плиты в коричневом шерстяном кардигане и помешивал суп деревянной ложкой. На холодильнике висел календарь на месяц с большой фотографией собора Дуомо в Милане, вместе с различными церковными листовками, закрепленными магнитами. На одной стене висели часы с кукушкой.