Пророчество - Андрей Кокотюха Страница 65

– Хороши игры! – огрызнулся Сергей, но шагнул в сторону, уступая дорогу своему неожиданному партнеру.

– Ну а что? – не меняя тона, сказал Воля. – Ведь поиграл, поиграл с тобой Горелый, а, Демон? Вернее, мы поиграли. И запись велась, причем не только на ту игрушку, которую ты расколотил. Там, – Вольдемар кивком указал куда-то за плечо, – в посадке, машина стоит. На начальнике – радиомикрофончик с горошину, чудо техники. А в машине – приемник. Хитрый такой прибочик: ловит сигнал и записывает на расстоянии до километра, а тут и трехсот метров не наберется. Так что аудиоверсия вопросов, которые задавал начальник, и твоих исчерпывающих ответов ныне существует в виде минимум двух качественных экземпляров – оригинала и страховочной копии.

– Если бы я… Если бы я его сразу…

– Да, был такой риск, – согласился Воля. – Но начальник сам на него пошел. Предположил, что тебе будет интересно все до конца выслушать. Ну и мы, ясное дело, подстраховались: ты все время был на прицеле. Знаешь такую штуку – СВД с ночным прицелом? Мыслей она не читает, но специалист у меня такой – ты бы и дернуться не успел, реально.

– Так, значит, – пробормотал Зарудный. – Сговорились… Обложили… А теперь что? Торговаться будешь? Давай, Воля, банкуй, твое право.

– А о чем нам с тобой договариваться? – с веселым любопытством поинтересовался Воля. – Тут уже много всякого наговорено, но и я хочу тебе кое-что пояснить. Поймешь, не поймешь – мне плевать. Потому что мне не интересно, какие выводы ты сделаешь из того, что я скажу, и успеешь ли сделать. Ты тоже послушай, начальник, – повернулся он к Горелому. – Тебе, в отличие от бывшего Демона, это еще пригодится.

– Ты чего его начальником зовешь? – Подполковник даже в такой ситуации, признавая свою полную беспомощность и тотальный проигрыш, все равно пытался держать марку и не терять остатков достоинства. – Фуфел он последний, ты-то должен соображать!

– Как видишь, не такой уж и последний и далеко не фуфел. – Воля снова сосредоточился на Зарудном. – А начальник он, в отличие от тебя, реальный. Думаешь, это ты начальник? Кто тебе сказал? Твои наставники в ментовской академии? Или дружбан твой – тот самый, гнида из Рады? Ну какой из тебя начальник? Начальника можно убить, можно покалечить, запугать можно – он такой же человек, как все. Ему можно даже приличную зарплату положить за то, что хорошо руководит. Но купить настоящего начальника – во! – Воля выставил перед собой согнутую в локте руку. – А тебя купили. Причем даже не за деньги, хотя, думаю, бабло тебе заносят регулярно. Иногда за дело, а чаще – просто так. Ты же служил тем, ради кого ломал пальцы таким, как Коля Коваленко. Пусть он был не особо умный, пусть серенький и меленький, но ведь лично тебе он ничего плохого не сделал. Да и вообще никому. Но тебе сказали – ты исполнил. Так что не начальник ты, а обслуга. И остальные, такие, как ты, – слуги и прислужники. И понимаете это, потому и беситесь. А на самом деле хозяева в городе – мы. Я, тот же Паша Никитин. Вот, кстати, кого я считал фуфлом, а он вполне приличным человеком оказался. Ведь мог же приятеля твоего бывшего, Саню Момота, сдать, наверняка долго колебался, трусил… Но видишь – выдержал, устоял…

А система ментовская, которую ты и тебе подобные выстраиваете под себя, хоть и не выходит у вас ни хрена, на нас работает за милую душу. Потому как оказывает услуги, за которые мы платим. А мы без крайней надобности, пока уж совсем не припечет, никого не судим, не сажаем, заказных дел не фабрикуем и – тем более – не закрываем. Может, у нас и не так, как в Европе и Штатах, зато по-честному, потому что беспредел сдох в девяностые. Там он сам себя и похоронил. Вот что я вам всем хотел сказать.

Вольдемар снял очки и снова повернулся к Горелому:

– Иди себе, начальник. Дальше мы сами. Ты свое дело сделал.

Это было сказано так, что возражать или спорить не было никакой возможности.

Напоследок Горелый подошел к Зарудному, которого держали за руки люди Вольдемара Шульги, молча взял у великана фонарик и осветил лицо подполковника, пытаясь прочесть на нем что-нибудь такое, отчего в душе шевельнулось бы хоть малейшее сомнение: вот сейчас я поступаю неправильно, это ошибка, надо не так.

Зарудный взглянул на него, презрительно сплюнул и отвернулся.

Ладно, пусть.

Вернув фонарик, Горелый не спеша вышел из дома.

Шел прямо, не оглядываясь, на ходу до верха затягивая молнию своей пятнистой куртки и поднимая воротник.

И напряженно вслушивался в тишину, ожидая, когда за спиной сухо щелкнет выстрел.