Покаяние «Иуды» - Ахмет Хатаев Страница 63

— Как видишь, со следователями вопрос быстро решился, а с оперативным подкреплением Маликов обещал помочь в самые сжатые сроки. Я этот вопрос ставил перед ним еще раньше. Так что все будет в ажуре, — завершил разговор Артем, поднимаясь из-за стола.

Вслед за ним, одобрительно подмигнув Эди, поднялся и Николай.

Артем и Николай ушли, вновь оставив Эди одного. Лист с текстом спецов забрал с собой Николай для приобщения к материалам разработки шпиона. Записку Эди положил себе в карман. Ее предстояло вручить адвокату. После этого он некоторое время походил по кабинету, разминая затекшие от долгого сидения ноги и спину. Сделал несколько движений из ката, поотжимался в упоре лежа до легкой усталости и вновь вернулся за стол. В голову лезли разные мысли, связанные с выполняемой работой. Порядком утомленный ими, пытался хоть на время отвлечься, погрузившись в воспоминания о детстве, так прекрасно начавшемся отдыхе в Крыму, но вновь и вновь какой-то центр в мозгу, доминирующий в этот момент над всеми остальными, возвращал его к минской реальности. Заставлял вновь и вновь прокатывать в голове сложившуюся с разработкой шпиона ситуацию, прогнозировать дальнейшие его действия.

«Несомненно, информация о том, что кейс в руках контрразведчиков, потрясет «Иуду». Первым делом он подумает, что Глущенкова опередили чекисты или сигнал он не получил. Но последующее получение от него записки, что кейс ему удалось увести из-под их носа и в настоящее время он находится в безопасности, должно ввести в смятение. Перед ним станет вопрос, каким образом у следователей оказались сведения о нем и не является ли Глущенков двурушником — если следователям случайно не «проговориться», что кейс отдала хозяйка квартиры, где он жил. Если поверит, то канал «Иуда» — Глущенков — «Иуда», с которого мы можем снимать некоторую полезную информацию, может сохраниться.

Хотя, как опытный шпион, «Иуда» пораскинет мозгами и допустит, что Глущенков, с которым он неоднократно здесь встречался, тоже находится под наблюдением чекистов. Они могли проконтролировать посещение им квартиры и задержать. Или, не делая этого, тайно проследить до места жительства, а потом каким-то образом добраться до кейса.

И, соответственно, возвращение посланца с ответом о том, что кейс у него, для «Иуды», возможно, будет сигналом провала Глущенкова и попадания связника в поле зрения контрразведки, что, скорее всего, исключит использование им этого канала связи. Может быть, с учетом данного обстоятельства не посылать к нему адвоката? Нет, обязательно надо, если мы хотим дожать шпиона, продемонстрировав ему отсутствие смысла дальше сопротивляться. Ответная записка как раз и может сыграть заметную роль в его подвижке к принятию нашего предложения.

Если же не согласится, то какие меры он может предпринять? Пока сказать трудно. Открытым также остается вопрос, а имеются ли у него на воле иные близкие связи, к помощи которых он мог бы прибегнуть? Золтиков и Андрей вряд ли подходят для такой миссии. И если таковых нет, то можно рассчитывать на то, что он будет держаться за меня, как за последнюю соломинку. Тем более сегодня обрадую его, сообщив, что адвокату в конфиденциальной беседе со следователем удалось выяснить о моем освобождении в ближайшие дни.

В любом случае «Иуде» сегодня-завтра придется начать торговаться за жизнь, если, конечно, он не выберет дорогу, ведущую в камеру смертников — информация о системе противоракетной обороны Москвы, которую он выуживал у секретоносителей и передавал натовским разведчикам, вполне потянет на вышку. О чем ему и следует в открытую сказать на допросе…»

Неожиданно открывшаяся дверь прервала его мысли. В кабинет вошел Лукашов и скомандовал следовать за ним. Эди послушно встал и вышел в коридор, сложив руки за спиной. В коридоре к ним присоединился еще один надзиратель, который замыкал их колонну. Через десять минут его ввели в специально оборудованную камеру для работы адвокатов с подзащитными.

— Ждите здесь, сейчас подойдет адвокат, — учтиво произнес Лукашов, указав рукой на стул у стола, и удалился.

И действительно, через каких-то пять минут зашел мужчина лет тридцати пяти и, не торопясь присев за стол напротив, произнес:

— Здравствуйте, я от Парамонова. Зовут меня Владимир Владимирович Кореповский, работаю юристом под прикрытием. Рад, что могу вам помочь.

— Здравствуйте, надо полагать, он уже объяснил вам, что надо делать?

— В общих чертах, но сказал, что вы проинструктируете по существу.

Эди понравился реактивный адвокат своей неторопливостью, даже успел подумать, как же ему удалось напрячь тюремную администрацию.

То ли почувствовав ход мыслей Эди, то ли уловив что-то в его взгляде, Кореповский, легко улыбнувшись, промолвил:

— Не беспокойтесь, это с виду я такой паинька, а так палец в рот не клади.

— Хорошо, не буду, — заметил Эди и, вручив ему записку, подробнейшим образом рассказал, что ему следует делать. В конце беседы попросил несколько пошуметь, что в отношении вашего клиента со стороны администрации СИЗО допускается произвол и что вы будете принимать меры.

— Сделаю, — пообещал Кореповский, легко улыбнувшись, — но звать на баррикады общественность не стану, если вы, конечно, не потребуете.

И пообещав, что он сейчас же пойдет выполнять поручение, ушел. Эди же вновь вернули в прежний кабинет, в котором его ждали Артем и Николай.

— Эди, как твой адвокат? — спросил Николай.

— Хорош, отправился вручать записку. Обещал, если застанет получателя на месте, вернуться сегодня. Вы только перехватите его, а то может ответ напрямую в камеру принести, — в тон ему ответил Эди. — Вы лучше расскажите об «Иуде»?

— Извивается словно уж на сковородке, но уже не бьет себя в грудь, утверждая, что он патриот родины. Правда, намеками дает понять, что небезгрешен и имеет какой-то запас денег, который готов сдать в фонд помощи сиротам и инвалидам войны, — иронично произнес Артем.

— Но это от того, что мы не стали пока о конкретных вещах спрашивать, — заметил Николай.

— Скорее всего, это так, но сейчас пусть пишет о валюте, а там все предъявим, — стальным голосом промолвил Артем.

— Называет фамилии? — спросил Эди.

— В том-то и дело, не называет, ссылаясь на то, что от полученного стресса с памятью стало плохо, но позже обязательно вспомнит, а сам все время о чем-то другом думает. Даже порой просит следователей повторить тот или иной вопрос, — процедил сквозь зубы Артем. — Меня все это раздражает, зная, что он это специально делает, чтобы затянуть время.

— Понятно, он думает о главном. На мой взгляд, ему надо дать время на осмысление создавшейся ситуации, да и вам не мешало бы отдохнуть от него, — предложил Эди, вызвав тем самым у Артема вопрос:

— Поясни, что это даст?

— Видишь ли, Артем, у меня в отличие от вас двоих много свободного времени, которое позволяет всесторонне поразмышлять над сложившейся ситуацией, как это имело место сегодня, когда оставался один. — И он подробно довел до них свои соображения, как реагировать, по его представлению, на новые обстоятельства в разработке «Иуды».