Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу - Джорджетт Хейер Страница 63

Джимми чистил ботинки на каменном полу комнаты, выходящей окнами на вымощенный плитами двор, за которым теснились хозяйственные постройки и зеленел небольшой загон, куда Рэймонд выпускал молодняк. Прямо за ним начинался подъем к реке Мур, скрытой от безразличного взгляда Джимми густым утренним туманом.

Просторная комната, где он так усердно трудился, заросла грязью и пропахла керосином, ваксой и плесенью. На столе у стены были расставлены керосиновые лампы, но на них Джимми старался не смотреть. Заправлять и чистить лампы входило в круг его обязанностей, но у Джимми возня с ними вызывала стойкое отвращение, и он даже не притрагивался к ним. Поэтому Рубену Лэннеру пришлось привлечь к этому занятию одну из служанок, та протирала у ламп стекла, наливала в них керосин и обрезала фитили, неизменно ворча по поводу нерадивости Джимми. Критиковать хозяина дома, мистера Пенхаллоу, который из какой-то странной прихоти не провел в Тревеллин электричество, она, однако, не решалась.

Под окнами тянулась длинная полка с ботинками и туфлями, ждущими, когда на них наведут глянец. Там же стояли баночки с ваксой и цветным гуталином в окружении многочисленных щеток и суконок.

Повозив щеткой в одной из жестянок, Джимми с видом ценителя, делающего непростой выбор, выхватил из обувного ряда изрядно поношенные черные туфли на низком каблуке, принадлежавшие Кларе Гастингс, и стал неторопливо размазывать по ним ваксу. Делал он это без энтузиазма, но вполне добросовестно, поскольку миссис Гастингс вызывала у него симпатию. Столь же старательно Джимми обычно чистил штиблеты Рэймонда и высокие сапоги Барта, однако в этом случае им двигали не теплые чувства, а скорее печальный опыт. Он отлично знал, что сыновья Пенхаллоу вытянут его кнутом по спине, если сделает что-нибудь не так – оставит на подметке хоть частицу грязи или начистит коричневые ботинки щеткой для черных.

От долгой носки туфли Клары Гастингс скособочились, потрескались, а местами протерлись насквозь. Это были широкие неуклюжие башмаки, под стать своей хозяйке. Она из года в год носила одни и те же мешковатые платья и длинные обвисшие юбки с неровным подолом, на который собирала всю грязь с клумб и нечищеных дворов. Вивьен Пенхаллоу как-то заметила, что тетушка Клара ассоциируется у нее с рваными карманами, мятыми фланелевыми блузками, золотыми побрякушками и клоками желтоватых волос, с которыми бессильны совладать многочисленные шпильки. Описание было безжалостно точным, однако оно вряд ли задело бы Клару, даже если бы достигло ее ушей. В шестьдесят три года она уже давно была вдовой и жила у Пенхаллоу на правах приживалки, ограничив свои жизненные интересы лишь конюшней и разведением папоротников. Клара оставалась совершенно равнодушной к домашним склокам и кипению страстей, превращавших жизнь в поместье Тревеллин в сущий ад для нервных и чувствительных натур.

Джимми, не склонный подвергать критике плачевное состояние обуви Клары Гастингс, сделал все, что мог, и отложил туфли в сторону. Вообще-то он был ее племянником, хотя и не по закону, а по крови, но она этого не признавала, а он не настаивал. Родственные отношения не слишком занимали Джимми, он даже гордился своим положением незаконнорожденного. Клара воспринимала его пребывание в Тревеллине без особых эмоций и относилась к нему как к слуге, которым он, в сущности, и являлся. Отцовство Пенхаллоу было упомянуто лишь однажды, когда она заметила, что в доме просто не останется свободного места, если он будет селить туда всех своих внебрачных детей. Законные отпрыски Пенхаллоу, чья грубоватость и бесцеремонность даже после двадцати лет совместной жизни заставляла их мачеху морщиться и заливаться краской, не скрывали своего отношения к потенциальному родственнику, дав ему прозвище Ублюдок Джимми. За исключением Ингрэма, второго сына Пенхаллоу, который после женитьбы жил в Дауэр-Хаусе и виделся с Джимми редко, молодое поколение его не любило, правда, по разным причинам. Юджин жаловался на его дерзость, Чармин была уверена, что он нечист на руку, у Обри вызывал брезгливое отвращение его неряшливый вид, близнецы Бартоломью и Конрад упрекали Джимми за лень, а Рэймонд, старший сын Пенхаллоу, испытывал к нему просто животную ненависть, которая, впрочем, никак не выражалась внешне. Джимми отвечал ему тем же, но молча. Если бы у него хватило духу, он бы просто не стал чистить его ботинки. Но на такую дерзость Джимми пока не решался. Не исключено, что Пенхаллоу по-своему любил внебрачного сына, но если бы того поколотили, он был бы только рад. Своих законных отпрысков Пенхаллоу в детстве лупил нещадно, причем не ради их примерного поведения, а чтобы утвердить над ними деспотическую власть. И хотя подагра, осложненная водянкой, лишила его бычью фигуру былой силы и подвижности, злобный нрав нисколько не смягчился. Он прожил жизнь в грубости, невоздержанности и жестокости, презирая доброту и не испытывая жалости к слабым; сейчас тело одряхлело, но душа была по-прежнему черства и не способна к состраданию. Пенхаллоу не скрывал симпатии к побочному сыну, однако никто, и в первую очередь сам Джимми, не понимал, что им движет – живое чувство или вздорное желание уязвить свое законное потомство.

На полке оставалось еще восемь пар обуви. Джимми посмотрел на длинный ряд. Там были элегантные лаковые ботинки Юджина, остроносые и на тонкой подошве, рядом с ними стояли изящные уличные туфли, принадлежавшие его жене Вивьен. Далее следовали крепкие штиблеты Рэймонда с толстыми гамашами, сапоги для верховой езды братьев-близнецов и пара потрескавшихся черных ботинок Рубена Лэннера, который жил и работал в Тревеллине так давно, что даже Клара не помнила, когда он там появился. Себя он всегда именовал дворецким мистера Пенхаллоу. Джимми недолюбливал Рубена, однако не мог не считаться с его особым положением в доме и исправно чистил ему обувь. Последними стояли дешевые модные туфельки на высоких каблуках, при виде которых Джимми недовольно насупился. Выхватив туфли из общего ряда, он пренебрежительно засунул их под полку. Они принадлежали Лавди Тревизин, горничной миссис Пенхаллоу, а эта пронырливая кошка не дождется, чтобы он чистил ей обувь, нет уж, увольте! Нахалка, каких мало, умевшая напускать на себя скромность, ходить тихоней и говорить как благородная, стреляя во все стороны глазами из-под длиннющих ресниц. Она приходилась племянницей Рубену и свою карьеру в Тревеллине начинала в кухне, девчонкой на подхвате, как и прочие служанки без определенного круга обязанностей. И если бы миссис Пенхаллоу, которой Лавди почему-то приглянулась, не определила ее в горничные при своей особе, то вряд ли нахваталась бы хороших манер и не забивала бы себе голову фантазиями, забыв, что она девица из низов.

Джимми в сердцах пнул ее туфли. Ему все про нее известно! Он видел, как она обжималась и целовалась с Бартом, вообразив, будто они одни. Жаловаться на Джимми Лавди не посмеет даже своей хозяйке, опасаясь, что тот в отместку настучит хозяину, рассказав, чем она так опрометчиво похвасталась. Пенхаллоу наплевать на амурные похождения сына, он и сам никогда не упускал случая облапить девчонку, но стоит ему пронюхать, что дело идет к браку, то-то перья полетят от этой курицы! Нет, пока Джимми помолчит, но если эта фифа станет слишком важничать, он может ненароком и проболтаться.