Седьмая жертва - Александра Маринина Страница 63

ЗАРУБИН

С третьей жертвой Шутника дело обстояло несколько иначе,нежели с первыми двумя. И Надежда Старостенко по прозвищу Надька Танцорка, и неоднократносудимый Геннадий Лукин по прозвищу Лишай были людьми опустившимися, пьющими,больными и, в общем-то, никчемными. Третий же убитый, Валентин Казарян,оказался бывшим коллегой, человеком относительно молодым, с высшим образованиеми с полным отсутствием признаков алкоголизации. Разумеется, он выпивал, как ипочти все мужики, трезвенником не был, но горьким пьяницей пока не стал.

Картина его гибели оставалась по-прежнему неясной, нонекоторое просветление настало после того, как Андрей Чернышев на пару сСережей Зарубиным «оттоптали» всю прилегающую к детскому лагерю местность ивзяли в оборот всех пасущихся там бомжей. Выяснилось, что Казарян был человекомнезаносчивым и всегда давал бездомным бродягам приют. Отзывались они о сторожехорошо и даже, казалось, искренне горевали о его кончине. Однако по поводупоследнего и предпоследнего дня жизни доброго сторожа ничего сказать не могли.

– Что ж так? – ласково спросил Зарубин. –Другой ночлег нашли?

– Да пришлось поискать, – уклончиво ответил бомжлет пятидесяти – чернявый мужичок с прокуренными зубами, похожий на цыгана.

– Почему? Валентин вас не пустил?

– Ну… что-то вроде того.

Цыганистый бомж был явно не расположен к объяснениям, ноСергея это никогда не останавливало, как, впрочем, не останавливало ни одногооперативника. Работа у них такая – добывать, порой – выцарапывать, а иногда ихитростью вырывать информацию, которую им давать не хотят.

– А может, вы Казаряна чем-то обидели? Украли у него, кпримеру, бутылку водки или деньги, вот и побоялись на другой день к нему идти,а? – высказал он предположение.

– Не крали мы ничего, – пробурчал бомж. – Оннам метку оставил, чтоб не приходили. Сам, видно, не хотел.

Метку? Это уже интересно. И почему гостеприимный иприветливый сторож Валя Казарян не захотел, чтобы знакомые бомжи зашлипогреться и поесть? Ясно как божий день – у него был гость. Убийца? Вполневозможно.

– И часто он вам метки оставлял? – спросилЗарубин.

– Бывало… Он нас сразу предупредил, что если начальствокакое из города приедет лагерь проверять, так на заборе в условленном месте онконсервную банку повесит. Мы и смотрим – нет банки, значит, можно идти, а еслиесть – поворачиваем оглобли, другое место ищем.

– Стало быть, за день до его смерти банка на заборебыла? – уточнил Сергей.

– Ну.

– А на следующий день днем?

– Не, днем не было. Я сам не ходил, а Биря ходил ксторожу, спичками разжиться хотел.

– И как, разжился?

– Ну. Я и говорю, раз Биря спички принес, стало быть,банки не было. А вечером мы опять к лагерю двинулись, глядь – банка. Пришлосьразвернуться.

– Хорошо. Биря – это кто? Покажи-ка мне его, –попросил Зарубин.

Биря оказался парнишкой лет семнадцати на вид, юрким ивертлявым, с хитрыми раскосыми глазами и живой мимикой плоского симпатичноголица. Полное имя его Биримбек, беженец из Казахстана. Биря легко и судовольствием рассказывал свою непутевую биографию: сам детдомовский, кровнойродни – никого. Много лет назад его усыновила русская семья, житуха былахорошая, у приемных родителей росли еще двое своих детишек, так что Биря нескучал.

Однако когда в Казахстане начались притеснения русскихспециалистов, вся семья снялась с насиженного места и двинулась в Россию.Сначала жили в поселении для беженцев, а потом… Про потом Биря ничего не знает,потому как сбежал. Надоела ему такая жизнь, тем более в поселении этом однирусские, казахов вообще ни одного нет, а он в своем родном городе привыкчувствовать себя представителем национального большинства. Неуютно ему стало,скучно, вот и отправился на поиски приключений. Бродяжничает уже три года.

В тот день, когда поздно вечером убили сторожа Казаряна,Биря действительно ходил к нему за спичками. Сторож был один, никаких гостей унего не было.

– Как он тебе показался? – спросил Зарубин. –Нервный, испуганный, или, может, наоборот, радостный, возбужденный?

– Да че… – Биря поскреб грязным пальцем нос, что,вероятно, должно было означать задумчивость. – Обычный он был. Ничеготакого.

– Ты не спросил его, почему накануне вечером он банкуповесил?

Мальчишка отрицательно покачал головой.

– Повесил – и повесил. Ему виднее. Я у него что, отчетдолжен спрашивать?

Начальник, у тебя закурить есть?

Сергей вытащил сигарету из пачки и протянул ему.

– Ага. А огоньку?

Прикурив, Биря глубоко затянулся и, задрав голову, выпустилдым через плотно сжатые зубы.

– Ну ладно, взял ты спички. А насчет вечера ничего неспросил? Мол, можно ли будет ночевать прийти.

– Спросил, а как же.

– И он что?

– Ничего. Плечами пожал.

– И ни слова не сказал? – не поверилЗарубин. – Ну-ка вспоминай, Биря.

Старайся как следует. Сам понимаешь, по здешним местамубийца бродит, сначала сторожа грохнул, потом и до вас доберется. Он уже одногобомжа уложил, так что к вашему брату у него особая любовь.

Сергей, конечно, нагнетал, он и сам не верил в то, чтоШутник совершит новое убийство в том же месте. Но эффект был достигнут, Бирясразу посерьезнел.

– Это ты про Лишая? Я слышал разговоры, когда навокзале был. Лишая тоже он порешил? Слышь, начальник, может, он вообще насненавидит, а? Лишая убил за то, что он бомж, а сторожа – за то, что нас пускал.Че вы его не поймаете-то никак? Во житуха! – заголосил паренек. –Менты гоняют, люди стороной обходят, будто мы заразные, а тут еще маньяккакой-то нашелся, который нам войну объявил. Нет нам места на этой земле,никому мы не нужны, несчастные…

– Ты еще скажи – отверженные, – прервал еговыступление Сергей. – Тогда совсем жалостливо выйдет. Биря, я с пониманиемотношусь к твоим несчастьям, можешь мне поверить. Но согласись, лучше бытьнесчастным и живым, чем счастливым и мертвым. Для жалости сейчас не время, надодело делать. И ваше дружное братство бродяг должно встать стройными рядами насобственную защиту. Потому что вас много, а нас, милиционеров, мало. И если вынам не поможете, то этот маньяк так и будет вас отстреливать. Ты меня понял?

Сергей и сам не знал, почему сказал именно эти слова. Онвообще не имел глубокой психологической подготовки, но зато у него былафеноменальная интуиция, безошибочно подсказывавшая ему, как разговаривать счеловеком, чтобы он тебе поверил и помог. Причем срабатывала эта интуициятолько тогда, когда Зарубин имел дело с людьми малообразованными, либопожилыми, либо с теми, кого принято называть «деклассированным элементом». Сгосударственными служащими, например, он общего языка найти не мог и ужасноиз-за этого расстраивался. О людях из сферы бизнеса или искусства и речи небыло, он не мог настроиться на их мышление и не чувствовал их реакцию. Зато сбомжами и алкоголиками взаимопонимание достигалось быстро.