Невидимый - Мари Юнгстедт Страница 63

В тот же момент Йенс Хагман заметил ее и бросился в сторону леса.

За спиной Карин слышала голоса людей, которые что-то кричали друг другу. Подняв пистолет и целясь по ногам Хагману, она побежала за ним.

— Стоять! — крикнула она.

Он не остановился, а нырнул за старый ветряк.

Карин замедлила шаги. Она знала, что он вооружен. Он легко справится с ней, если она не будет начеку.

Карин осторожно подкралась к ветряку. Услышав за спиной какой-то звук, резко обернулась. В следующее мгновение Хагман навалился на нее. Они покатились по земле. Раздался оглушительный выстрел. Тело, придавившее ее, обмякло.

Когда Эмма очнулась в больнице Висбю, то поначалу даже не смогла вспомнить, что произошло. Потом в голове закрутились образы. Бункер. Кнутас с мегафоном. Хагман, державший нож у ее горла. Машина, врезавшаяся в сосну.

Она открыла глаза. Зажмурилась от яркого света. Две размытые фигуры стояли возле кровати. Еще кто-то сидел чуть в стороне.

— Мама! — позвал тоненький голосок.

Это был Филип. Теперь она отчетливо увидела его. Лицо бледное, глаза мокрые. В следующую секунду она прижала его к себе, и Сара тоже кинулась в объятия к маме.

— Мои дорогие! — прошептала Эмма. — Теперь все у нас будет хорошо, — проговорила она и заметила краем глаза, как Улле встал со стула и подошел к ней.

Он присел на край кровати и взял ее руки в свои. Все позади. Наконец-то все позади.

Вошла медсестра и предложила посетителям прийти на следующий день. Они еще раз обнялись.

Эмма вдруг почувствовала страшную усталость. Ей нужно поспать. Только сначала надо сходить в туалет. Все смешалось. Те несколько часов, которые она просидела в бункере с Хагманом, показались ей бесконечными. Она умылась, выпила стакан воды и вернулась в палату.

Возле кровати в вазе стоял букет из маргариток и васильков. К одному из стебельков была приколота открытка. Эмма улыбнулась, читая ее. Открытка была от Кнутаса. Он желал ей поправляться и обещал позвонить на следующий день.

Она забралась в постель. Поправила подушку. Тело напоминало отбивную, голова болела. Теперь ей нужно одно — выспаться.

Уже собираясь погасить лампу на столике, Эмма заметила вазу с желтыми розами, стоявшую на подоконнике. С усилием приподнялась и достала из букета конверт. Открытка внутри конверта была от Юхана: «Ты согласна завести со мной картофельную грядку?»

Кнутас глубоко затянулся и закашлялся. Обычно он почти не курил, просто вертел трубку в руках, набивал ее и посасывал, не раскуривая. Хороший способ избежать рака легких. Но в последние дни он курил, как никогда прежде. Через полчаса состоится совещание руководителей следствия, которое подведет итоги драматичным событиям, потрясшим Готланд.

Кнутас еще раз мысленно восстановил ход событий.

Когда он сидел в бараке в Сундерсандском кемпинге, его коллега Ларс Норби позвонил из Висбю.

Он сказал, что соседка Гуниллы Ульсон указала на Йенса Хагмана как на человека, которого она видела у дома Гуниллы за несколько недель до убийства. «До чего хладнокровный тип! — подумал Кнутас. — Решил лично познакомиться с Гуниллой, прежде чем убить ее».

Догадка, что Йенс Хагман может скрываться в одном из старых бункеров на Форё, пришла в голову самому Кнутасу. Таких бункеров на острове много. Прочесывая северо-западную часть острова, полиция вскоре обнаружила в лесу машину Хагмана. «Сааб» был лишь небрежно забросан ветками, однако стоял в таком укромном месте, что его было трудно заметить с воздуха.

Кнутас упрекал себя за то, что Хагман был застрелен.

Карин Якобсон испытала сильный шок, ей пришлось провести несколько дней в больнице. Раньше ей не доводилось даже ранить человека. Теперь ей грозило обвинение в превышении полномочий и даже в том, что ее действия привели к смерти человека. Вопрос этот будет решать комиссия из Стокгольма. Хотя на самом деле вина целиком и полностью лежит на нем. Он, и никто другой, руководил операцией. Возможно, исход мог бы быть иным, если бы они не согласились на условия Хагмана, если бы вызвали профессионального переговорщика или решились бы штурмовать бункер.

Он тяжело вздохнул. Теперь уже невозможно сказать, что из всего этого могло выйти.

Он много размышлял о судьбе Хагмана. Ненависть, угнездившаяся в его душе еще в детстве, отравила всю его жизнь. Оказалось, что она повлияла на его взаимоотношения с женщинами. У него никогда ни с кем не было продолжительного романа. Он жил один, не имел друзей. Бросил учебу в университете и работал дежурным на турникете в стокгольмском метро. И даже отношения с сестрой оставляли желать лучшего. Брат и сестра никогда не дружили, хотя разница в возрасте составляла всего пару лет.

Родители ничего не сделали для того, чтобы наладить отношения между детьми. Мать отдавала дочери явное предпочтение. Отец, Ян Хагман, уделял семье все меньше и меньше внимания. Как и мать, он замкнулся в своем мире. Никто из них не видел, что происходит с сыном. Не замечал тех издевательств, которым он подвергался, его одиночества и тоски. Результат оказался слишком плачевным.

Дети, как два изолированных острова, плыли каждый своим путем, не получая поддержки от родителей. Каждый сам разбирался со своими проблемами и своими эмоциями. Не хватало единства, — по сути дела, не было семьи.

В каком-то смысле Кнутас мог понять Йенса Хагмана. Возможно, даже не надо быть психически больным, чтобы совершить убийство. Достаточно пережить страшное унижение.

Отсутствие контакта с родителями красной нитью проходило через все расследование. С потерпевшими все также обстояло не лучшим образом. И у Хелены Хиллерстрём, и у Фриды Линд, и у Гуниллы Ульсон были напряженные отношения с родителями. У него возникло ощущение, что и у Эммы Винарве не все благополучно. Что-то объединяло убийцу и его жертвы. Кнутас размышлял над тем, какую роль все это сыграло в этой драме.

Поднявшись, он глянул в окно на залитую солнцем парковку. По подоконнику ползла божья коровка. Он позволил ей забраться себе на палец и открыл окно.

Она раскрыла крылышки и улетела прочь.