Крест и корона - Нэнси Бильо Страница 63

— Да, господин Кэмпион.

Я украдкой глянула на Джеффри: не обнаружит ли тот чем-нибудь, что знает меня? Но он смотрел спокойно, с вежливым ожиданием.

Кэмпион проследил направление моего взгляда.

— Это господин Сковилл, констебль Рочестера. Поскольку цепкий ум сочетается у него с физической силой, — он постучал тростью об пол, — я попросил главного констебля предоставить его нам на время расследования.

— Да, понимаю, — сказала я.

Джеффри поклонился с бесстрастным видом.

Кэмпион продолжил:

— А теперь, сестра Джоанна, позвольте спросить, что вы увидели вчера утром в комнате для гостей. Тело лорда Честера, к сожалению, было перемещено, как и орудие убийства… — При этих словах коронер поморщился и прижал к правому виску костлявую руку. — Это в некотором роде осложняет наше следствие. Мы вынуждены воссоздать обстоятельства смерти путем проведения подробных опросов свидетелей. — Он замолчал и повернулся к настоятельнице. — В этой комнате довольно холодно. Нельзя ли развести здесь огонь?

Настоятельница Джоан подняла брови.

— Это монастырь, а не дворец. Наш теплый зимний дом, наш калефакториум, расположен к югу от зала капитула. Если хотите, мы можем развести огонь там и проводить вас туда.

Я обратила внимание, что она не упомянула про лазарет, хотя там тоже имелся камин.

Судья Кэмпион крепче ухватился за трость.

— Оставим это. — Он снова повернулся ко мне. — Продолжим. Я буду вам очень признателен, если вы как можно подробнее ответите на наши вопросы.

Я рассказала этим людям все, что смогла вспомнить: их очень интересовало, как именно располагалось тело лорда Честера на кровати, где лежали куски разбитой раки. Коронер сел на стул и принялся задавать мне вопросы, уточняя, много ли было крови и какого она была цвета. Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота, но старалась ничего не упустить. Он записывал мои ответы на пергаментной бумаге. Кэмпион одобрительно улыбался мне каждый раз, когда я вспоминала какую-то новую деталь. «Замечательно!» — восклицал он. Джеффри слушал молча.

— А каков был темперамент его уцелевшего глаза? — спросил коронер, и я недоуменно пожала плечами. — Меланхолический, флегматический, сангвинический или холерический?

Я попыталась вспомнить выражение этого глаза. Когда я взглянула на него, у меня и в самом деле создалось какое-то впечатление, но теперь мне трудно было его выразить.

— Пожалуй, ближе всего он был к меланхолическому, — сказала я наконец.

— Но не к холерическому. Вам не показалось, что лорд Честер был рассержен или испуган? — уточнил коронер. Его густые седые брови зашевелились.

— Нет, — ответила я. — Он был… удивлен. Но не потрясен.

И тут впервые заговорил Джеффри Сковилл:

— Как если бы лорд Честер в миг смерти увидел перед собой кого-то хорошо знакомого?

А Джеффри Сковилл совсем не изменился, и голос у него тот же самый, что и прежде.

— Мне бы не хотелось строить догадки, сэр, — вежливо сказала я.

Судья Кэмпион улыбнулся:

— Но мы как раз и просим вас строить догадки, сестра Джоанна. Мы смогли убедиться в вашей наблюдательности: к настоящему моменту вы дали нам наиболее подробное описание его светлости. — Он повернулся к настоятельнице. — Поздравляю вас с тем, что у вас в монастыре есть такая наблюдательная и умная молодая женщина. — (Настоятельница Джоан ничего не ответила.) — Я был поражен огромными размерами вашего гостевого помещения. Мне всегда казалось, что обитатели монастырей исполнены неколебимой решимости держаться вдали от мира, — размышлял вслух судья Кэмпион.

Настоятельница ответила ему:

— Назначение domus hospitum…

— Чего-чего? — перебил старик и, прищурившись, посмотрел на нее.

— Дома гостеприимства, — перевел Джеффри.

Надо же, Джеффри Сковилл знает латынь. Кто бы мог подумать.

Настоятельница объяснила, что раньше в domus hospitum останавливались вдовы, которые искали душевного отдохновения. А во времена войны местные аристократы могут попросить убежища для жен и детей — и им предоставят место в монастыре. Когда король Генрих V повел свою армию во Францию, все комнаты здесь были заняты.

Судья Кэмпион кивнул, задумался на мгновение, а потом снова обратился ко мне:

— Итак, сестра, я прошу вас высказать свои соображения. У вас, вероятно, появились какие-то мысли?

— Что вы имеете в виду, сэр?

Он прошелся по комнате, чуть ли не втыкая свою трость в пол.

— Хорошо, давайте рассуждать вместе. Лорд Честер приезжает в Дартфорд на поминальный пир. Он много ест и пьет. Пьет столько, что даже теряет сознание. И его переносят в гостевую комнату. Меня удивляет, неужели за столом гостю подали столько вина, что он совсем лишился чувств.

Желая защитить Дартфорд, я сказала:

— Лорд Честер приехал в монастырь, уже будучи нетрезвым.

— Правда? Откуда вам это известно? Никто другой об этом не упоминал.

— От него пахло вином.

Брови судьи Кэмпиона взметнулись.

— Понятно. — Он посмотрел на Джеффри. — А теперь расскажите нам о сестре Винифред. Лорд Честер напал на нее?

Я поморщилась:

— Да.

— И брат Эдмунд, который приходится ей к тому же родным братом, защитил девушку, ударив обидчика с такой силой, что тот упал на пол?

Я кивнула.

— А брат Ричард?

Я недоуменно скользнула взглядом в сторону настоятельницы.

— Что вы хотите узнать про него? — спросила та.

— Сам брат Ричард заявил, что категорически возражал против приезда лорда Честера. Он вообще считал неподобающим устраивать пир в монастыре. Так?

Настоятельница, чуть поерзав на стуле, подтвердила:

— Да, это так.

— Значит, оба эти брата, которые появились в Дартфорде всего месяц назад, питали в той или иной форме враждебность к лорду Честеру?

— Вы направляете расследование на неверный путь, — поспешно возразила настоятельница Джоан. — Это же братья — они бы никогда не пошли на такое.

— Но брат Эдмунд совершил акт насилия в отношении лорда Честера всего за несколько часов до того, как последний был убит, — сказал судья Кэмпион, и в голосе его зазвучала более жесткая нотка. — И прошлую ночь он провел в лазарете, а не в части, отведенной для братьев, то есть в отдельном здании.

Я в панике вскочила на ноги.

— Он бы никогда не совершил такого ужасного преступления, как убийство! — воскликнула я. — Это невозможно. Брат Эдмунд — очень хороший, добрый человек, настоящий праведник. Он помогает людям.