Мать сыра земля - Ольга Денисова Страница 62

На вопрос, сколько Стася хочет за «Эпилог», хозяин салона ответа не получил. Она лепетала что-то о независимых оценщиках, но потом, подумав, попросила его оценить картину самостоятельно, ведь от ее стоимости зависели его комиссионные. Тот не возражал.

Моргот не хотел, чтобы Стася сама везла картину: салон не производил солидного впечатления, и это могло ее насторожить. И, конечно, курьеров здесь не держали. Поэтому курьером выступил я. Моргот поймал для меня машину, долго говорил с водителем, заплатил ему половину вперед и велел привезти меня обратно.

Я не часто ездил на машинах. Только с Морготом. Поэтому и к поездке, и к ответственному поручению отнесся очень серьезно. Я с такой силой мусолил пальцами расписку, которую мне дал хозяин салона, что она потемнела и местами протерлась.

Стасю я встретил на лестнице, когда безуспешно звонил ей в дверь: она бежала домой, отпросившись с работы, и, наверное, ехала не на машине, как я, а на автобусе. Я хорошо ее запомнил - раскрасневшуюся, запыхавшуюся и очень взволнованную. Она впустила меня в квартиру и вежливо пригласила подождать в комнате, но я был воспитанным ребенком и остался в прихожей. Смотрел, как она достает картину из кладовки, как мечется по кухне в поисках бумаги или старых газет и, не обнаружив их, заворачивает картину в новое кухонное полотенце.

- Я думаю, ее все равно не купят. Ты посмотри, пожалуйста, чтобы ее вернули в полотенце, а то мама меня убьет за него, ладно? - она не улыбалась и, хотя казалась мне тетенькой, выглядела совсем как девочка.

- Хорошо, - ответил я, продолжая мять в руках расписку: Стася о ней даже не подумала.

- Ты не видел этого покупателя? Какой он? - спросила она.

- Не, я не видел, - честно сказал я и едва не рассмеялся. Почему-то всегда, когда мне приходилось врать, мне становилось смешно.

- Да нет, конечно не купит. Это Виталис натрепал ему языком, он умеет… А когда он увидит картину, он все поймет… - говорила она то ли сама с собой, то ли со мной.

Мне захотелось ее приободрить, и я ляпнул:

- Может, и купит. Да наверняка купит!

- Ты так думаешь? - она посмотрела на меня недоверчиво.

- Купит-купит! Зачем бы М… - я осекся и зажал рот рукой, едва не сказав «Зачем бы Моргот потащился в этот салон, если бы не собирался ее покупать?»

- Что ты говоришь? - она в это время укладывала картину в полиэтиленовый пакет.

- Я говорю, что обязательно купит. Мне так кажется.

Стася ласково потрепала меня по волосам и вручила картину - в полотенце и в мешке.

- Беги скорей, - она распахнула передо мной дверь, потому что картину я держал обеими руками.

- Погодите! Расписка ведь! - хватая картину, я скомкал ее, потому что она мне мешала.

- Какая расписка? - удивилась она.

- Вот, в руке у меня расписка! Мне ее надо было вам отдать!

- Ой, а я совсем об этом не подумала…

- А если бы я был вор и захотел украсть вашу картину? Просто пришел и забрал, что ли?

- Да что ты, мальчик! Кому же она нужна! - Стася рассмеялась. - Ну давай свою расписку!

- Вот, выньте ее. Она у меня в руке.

Расписка превратилась в нечто мало напоминающее документ и была бы похожа на использованную в буфете салфетку, если бы не грязно-серый цвет от моих пыльных рук. Стася не взглянула на ее содержание, но расправила и положила на столик перед зеркалом.

Я не решился бежать по лестнице: картина казалась мне вещью бьющейся, как стекло, и я медленно и осторожно сошел вниз, прижимая ее к груди обеими руками и подбородком. Я очень боялся, что водитель меня не дождется, но он только развернулся в мое отсутствие и весело посигналил, когда я, осматриваясь, вышел во двор - широкий, шумный и зеленый, с пологим холмом с северной стороны. Я привык к виду не до конца разобранных развалин, они окружали меня больше половины моей сознательной жизни, и курганы, поросшие крапивой, я воспринимал, как неотъемлемую часть городского пейзажа.

- Сколько она на самом деле может стоить? - спросил Моргот, положив картину перед хозяином салона.

Тот пожал плечами:

- Неплохо. Очень неплохо. И у вас хороший вкус. Если бы я имел возможность ее выставить, то смог бы впарить ее кому-нибудь тысяч за восемьдесят. Но такие продажи требуют времени. Сколько вы готовы за нее заплатить?

Моргот слегка обалдел от названной суммы, но вида не показал. В его планы не входило обворовать Стасю Серпенку, но ради нее он не был готов отдать все до копейки (а то и продать припрятанные на черный день ценности). От денег, полученных за угнанный джип, осталось меньше половины.

Торговаться он не любил, считал это унизительным. Он только однажды называл свою цену и считал ее окончательной.

- Вы можете часть денег из моей комиссии отдать, минуя кассу, и заплатить художнице столько, сколько считаете нужным. Хоть десять тысяч. Я думаю, она не поймет, что вы ее обманываете. Она и так будет счастлива.

Моргот посмотрел на хозяина салона пристально и пренебрежительно, сузив глаза. Сейчас я понимаю, что эти слова стали для Моргота вызовом, хотя хозяин вовсе не имел этого в виду. А может быть, я плохо знаю коммерсантов, и этот расчетливый человек видел Моргота насквозь? Моргот думал недолго - он редко думал долго, прежде чем выбросить пачку денег на какую-нибудь прихоть.

- Я заплачу за картину пятьдесят тысяч. И вы получите с них свои десять процентов.

Тогда я подумал, что Моргот очень честный и добрый. И он ни за что не обидит беззащитную и наивную девушку Стасю, которая мне так понравилась. Сам он утверждал потом, что интересы девушки Стаси волновали его меньше всего. Он врал. Он не был дураком, он мог на секунду предположить, что этот человек обманывает его в надежде получить комиссионные. Но ему было все равно. И жест его, по-офицерски красивый, мог иметь под собой какие угодно мотивы, но поступок Моргота от этого не меняется: Стасю он не обманул.

- Я должен буду заплатить налоги… - намекнул хозяин.

- Так заплатите, кто вам мешает? - пожал плечами Моргот. - Я думаю, этих денег хватит на налоги.

- Вы собираетесь платить наличными?

- А вы как думаете? - хмыкнул Моргот.

- Мы могли бы оформить сделку, так сказать, не совсем официально… На этом можно сэкономить тысячи три-четыре…

- Мы оформим сделку официально, - Моргота не интересовали три-четыре тысячи.

- Но зачем это вам?

- Чтобы вы не боялись говорить своим клиентам, что картину Стаси Серпенки у вас купили за пятьдесят тысяч, - усмехнулся Моргот.

- Да, конечно, это правильно, - вздохнул хозяин.

Я думал, она обрадуется. Я поехал к ней вместе с хозяином салона, потому что Моргот ему не доверял, что снова преисполнило меня чувством собственной значимости - быть поверенным Моргота в таком сложном деле.