Глаз в пирамиде - Роберт Антон Уилсон Страница 62

— Это в очередной раз объясняет, — перебил его Джордж, — почему всегда оказывается, что ортодоксальный марксизм-ленинизм, несмотря на все его великие идеалы, ни на что не годен. И почему он всегда предает интересы народа там, где укореняется. И почему Америка с такой неотвратимостью дрейфует в сторону тоталитаризма.

— Верно, — заметил Хагбард. — Сейчас их мишень — Америка. Они захватили бо'льшую часть Европы и Азии. Как только они захватят Америку, то объявят о себе во всеуслышание. И тогда мир превратится в подобие того, что предсказал Оруэлл в романе «1984». После публикации романа они уничтожили автора, как ты знаешь. Книга попала в самую точку: очевидно, он напал на их след. Вот почему он рассказывал о внутренней и внешней партиях с их разными учениями, вот откуда речь О'Брайена о том, что власть — это самоцель. За это они с ним и расправились. Видишь ли, Оруэлл столкнулся с ними во время гражданской войны в Испании, где в какой-то момент они действовали довольно открыто. И вообще, писатели могут добраться до истинной сути вещей с помощью воображения, если способны отпустить его в свободный полет. Они с большей вероятностью добираются до истинной сути происходящего, чем люди логического склада ума.

— Вы только что увязали двести лет мировой истории в такую складную теорию, что мне придется встать в ваши ряды, если я в нее поверю, — сказал Джордж. — Хотя готов признать, что она меня привлекает. Отчасти интуитивно: я понимаю, что вы психически здоровый человек и вовсе не параноик. Отчасти потому, что ортодоксальная версия истории, которую вдалбливают в школе, всегда казалась мне бессмысленной, и потом, мне известно, как можно переписывать историю, подгоняя ее под свои убеждения. Поэтому я вполне допускаю, что история, которую я изучал, переписана. Отчасти меня привлекает само безумие этой идеи. За последние годы я хорошо понял: чем безумнее идея, тем больше вероятности, что она верна. Но, несмотря на все обстоятельства, позволяющие мне верить вам, я бы хотел получить еще какой-нибудь знак. Хагбард кивнул.

— Прекрасно. Знак. Да будет так. Сначала вопрос к тебе. Предположим, твой шеф, Джо Малик, напал на какой-то след. Предположим, что место, куда он тебя послал, действительно имеет какое-то отношение к политическим убийствам и может вывести на иллюминатов: что в таком случае случилось бы с Джо Маликом?

— Я понимаю, к чему вы клоните. Но я не хочу об этом думать.

— А ты не думай. — Хагбард неожиданно вытащил откуда-то телефон. — Мы можем подключаться прямо с лодки к трансатлантическому кабелю. Набирай код Нью-Йорка и звони любому человеку, который может сообщить тебе последнюю информацию о Джо Малике и журнале «Конфронтэйшн». И не говори мне, кому звонишь. А то сразу заподозришь, что у меня на лодке есть человек, который выдает себя за твоего абонента.

Отвернувшись от Хагбарда, Джордж набрал номер. После паузы, длившейся секунд тридцать, во время которой слышались щелчки и другие странные звуки, Джордж услышал телефонные гудки. Через мгновение голос произнес «Алло».

— Это Джордж Дорн, — сказал он. — С кем я говорю?

— Черт побери, а с кем ты можешь говорить? Ты же набрал мой номер.

— О господи, — произнес Джордж. — Слушай, я нахожусь в таком месте, где не доверяю телефонам. Я хочу быть уверен, что действительно говорю с тобой. Поэтому давай ты сам себя назовешь, чтобы я не называл твоего имени. Понимаешь?

— Конечно, понимаю. И не надо разговаривать со мной как со школьником. Я — Питер Джексон, Джордж, и надеюсь, ты этого и хотел. Где ты, черт возьми, находишься? Все еще в Мэд-Доге?

— Я на дне Атлантического океана.

— Зная твои дурные привычки, я не удивлен. Ты слышал, что у нас случилось? Ты поэтому звонишь?

— Нет. А что случилось? — Джордж плотно сжал телефонную трубку.

— Сегодня рано утром в наш офис подложили бомбу, и произошел взрыв. Исчез Джо.

— Он убит?

— Насколько нам известно, нет. Среди обломков мертвые тела не найдены. А как ты? С тобой все в порядке?

— Я влип в историю, в которую невозможно поверить, Питер. Она настолько неправдоподобна, что я даже не буду пытаться тебе о ней рассказывать. Пока не вернусь обратно. Если тебя к тому времени можно будет застать на месте и ты все еще будешь руководить журналом.

— Ну, по крайней мере сейчас журнал пока еще существует, и я руковожу им из квартиры, — сказал Питер. — Мне остается лишь надеяться, что они не вздумают взорвать и меня.

— Кто?

— Да кто угодно. Кстати, ты до сих пор в командировке. И если это имеет какое-нибудь отношение к тому, чем ты занимаешься в Мэд-Доге, то тебе угрожает большая опасность. Репортеры не должны шляться повсюду, когда редакции их шефов взрываются.

— Учитывая то, что Джо вполне мог погибнуть, ты кажешься довольно оптимистичным.

— Джо бессмертен. Кстати, Джордж, а кто платит за этот звонок?

— Скажем так, один богатый друг. У него монополия на лен или что-то в этом роде. Подробности позже. Ну все, пора заканчивать, Пит. Спасибо за беседу.

— Ладно. Будь осторожен, малыш. Джордж протянул телефон Хагбарду.

— Вы знаете, что случилось с Джо? Вы знаете, кто устроил взрывв редакции «Конфронтэйшн»? Вы знали обо всем еще до того, как я позвонил. Ваши люди очень ловко обращаются с взрывчаткой.

Хагбард покачал головой.

— Я только знаю, что рано или поздно это должно было произойти. Твой редактор Джо Малик вышел на след иллюминатов. Поэтому он отправил тебя в Мэд-Дог. Как только ты там нарисовался, тебя замели, а кабинет Малика взорвали. Что ты сам об этом думаешь?

— Думаю, все, что вы говорите, -это правда, или одна из версий правды. Не знаю, стоит ли верить вам на все сто процентов. Но свой знак я получил. Что-то такое существует, даже если это и не баварские иллюминаты. И куда это нас ведет?

Хагбард улыбнулся.

— Сказано настоящим homo neophilus, Джордж. Добро пожаловать в наше племя. Мы хотим тебя завербовать, потому что ты очень открытый. В хорошем смысле. Ты скептически относишься к расхожей мудрости, но тебя привлекают неортодоксальные идеи. Безошибочная примета homo neophilus. Человеческая раса не делится на рационалистов и иррационалистов, как полагают некоторые. Все люди иррациональны, но есть два вида иррационалистов: те, кто любят старые представления, ненавидят новые идеи и страшатся их, и те, кто презрительно относятся к старым идеям и радостно воспринимают новые представления. Homo neophobus и homo neophilus. Неофобы — это коренная человеческая порода, которая едва ли изменилась за последние четыре миллиона лет человеческой истории. Неофилы — это творческая мутация, которая в последние миллионы лет появляется с завидной регулярностью, подталкивая всю расу немного вперед, примерно так, как ты подталкиваешь колесо, заставляя его крутиться все быстрее и быстрее. Неофил совершает множество ошибок, но он все время в движении. Неофилы проживают жизнь так, как ее следует прожить: девяносто девять процентов ошибок и один процент полезных мутаций. Все люди в моей организации — неофилы, Джордж. Вот почему мы далеко опережаем остальную часть человеческой расы. Концентрированное влияние неофилов при полном отсутствии неофобных включений. Мы совершаем миллион ошибок, но движемся настолько быстро, что ни одному из них за нами не угнаться. Но прежде чем мы пойдем дальше, я предлагаю тебе стать одним из нас.