Чисто весенние убийства - Дороти Кэннелл Страница 62

Мебель выглядела так, словно ее похитили из какого-нибудь музея. Я поежилась – не то от холода, не то от страха. В камине, размеры которого позволяли зажарить целое стадо быков, тлел едва заметный огонек, напоминавший угасающую свечу. Вид у представителей рода Помроев в золоченых рамах был такой, будто они страдали от жесточайшей простуды. Но даже красноносые предки выглядели не столь несчастными, как нынешний сэр Помрой. Следуя за мной на цыпочках, он тщательно закрыл за собой дверь. Слава Богу, хоть не запер на ключ.

– Леди Помрой нездоровится. – Сэр Роберт приложил палец к губам. – И мне не хочется будить ее. Приношу свои глубокие извинения, Элли, за то, что не встретил вас. Я отключил звонок, а всю прислугу отпустил по домам, чтобы не тревожили жену. Вы знаете, как раздражает суета даже хорошо обученных слуг, когда ты в таком состоянии. Ничего дурного они не желают, но с непостижимым упрямством рвутся вытирать пыль, выбивать ковры и чистить серебро. И все это обычно заканчивается грохотом – кто-нибудь непременно уронит серебряный поднос или севрскую салатницу.

– Мне очень жаль, что ее светлость приболела.

Я старалась говорить спокойно, ведь ничего страшного не произошло– я всего лишь очутилась наедине со слегка спятившим баронетом.

– Бедная Морин! Ей так плохо! – Щеки сэра Роберта, до того вздымавшиеся над воротником рубашки, вдруг обвисли. – А ведь всегда была такой крепкой женщиной. Я в полном недоумении, Элли, что мне теперь делать… Она полностью ушла в себя, отказывается от еды, и я не могу вытянуть из нее больше двух слов.

– Боже мой!

– Загадка! Что делать! Что делать! – Сэр Роберт потерянно опустился в одно из музейных кресел. – Тяжело видеть ее в столь угнетенном состоянии. Всегда такая бодрая и энергичная. Такая полная жизни. Я никогда столько не смеялся, как в наш медовый месяц. Гостиничный номер каждую ночь сотрясался от хохота.

– Вы сказали, что ее светлость просила меня заглянуть. – Мой разум атаковали страх и любопытство, так что я могла удержать зараз лишь одну мысль.

– Разве?

– По телефону.

– Ах да! Я же помнил, что вы зачем-то должны прийти. Да-да, сейчас отведу вас к жене.

Сэр Роберт тяжело поднялся и побрел в холл. Убедившись, что я не заблудилась меж мебельных раритетов, он начал подниматься по лестнице с видом человека, идущего на гильотину.

Около одной из дверей сэр Роберт остановился, тихонько поскребся и просипел:

– Морин, любовь моя! Здесь Элли Хаскелл… Если понадоблюсь, то я внизу.

Потомственный аристократ отпрянул в сторону, напоминая скорее робкого слугу, чем хозяина Помрой-холла. Я вошла в спальню леди Помрой, размышляя, какая роль уготована мне на сей раз.

Комната вполне могла быть спальней королевской особы эпохи Тюдоров. Повсюду бордовый плюш, на стенах – гобелены: собаки, терзающие дичь. Единственными источниками света служили ночник у кровати и узкая щель в шторах. Я чувствовала себя посетительницей лондонского Тауэра, где проводили свой отпуск члены монаршей семьи, прежде чем им отрубали головы.

– Элли, – донесся голос из-под балдахина.

Я на цыпочках приблизилась к кровати. Ее светлость в неверном свете походила на покойницу, тело которой выставили для последнего прощания.

– Так любезно с твоей стороны, что сразу же пришла. – Морин попыталась сесть. – Пожалуйста, возьми стул. – Она протянула руку. – И включи свет, чтобы мы могли лучше видеть друг друга.

Лучше не стало. Яркий свет лишь усилил впечатление, будто я собираюсь поболтать с покойницей. В те дни, когда Морин хозяйничала в бакалейной лавке, она была веселой и хорошенькой женщиной, а сейчас натянутая улыбка напоминала полоску резины, которая вот-вот порвется, щеки ввалились, румянец исчез и даже глаза потускнели. Так вот что за секрет выведала миссис Гигантс! Сердце мое затряслось, словно неисправная стиральная машина, в ушах пульсировала кровь. Сэр Роберт медленно, но верно отравлял свою жену! Ему уже надоела Морин, быть может, она проговорилась, что терпеть не может охоту на лис и мебель эпохи Тюдоров… Бессердечный негодяй, по которому плачет Тауэр! Я пристально посмотрела на окно – может, удастся через него вызволить несчастную… В следующий миг я едва не хлопнулась в обморок – холодные пальцы коснулись моей руки.

– Элли, ты должна мне помочь!

– Конечно, леди Помрой.

– Пожалуйста, не называй меня так. – Улыбка, казалось, разрезала ее лицо. – Для тебя я по-прежнему Морин. Мы же так давно знакомы. Я всегда чувствовала, что могу говорить с тобой откровенно, а за последние несколько дней поняла, что мне надо выговориться.

– Сэр Роберт?

– Он так добр.

– Да…

Боже, какое облегчение!

– Именно поэтому он никогда, даже спустя миллионы лет, не в силах будет понять, как женщина, которую он любит всем сердцем, могла совершить такое преступление.

Морин принялась шарить под подушкой. Я окаменела, лишь глаза мои следили за ее рукой. Вот сейчас вытащит пистолет… Казалось, рука возится под подушкой целую вечность. Наконец Морин достала платок и громко высморкалась.

Я обмякла, как лопнувший воздушный шарик.

– Почему бы тебе не рассказать обо всем по порядку?

– Помнишь, Элли, как Роберт на собрании Домашнего Очага говорил, что больше всего на свете ему ненавистна нечестность?

– Да, речь шла о цветах, которые были посланы чужаку, не являющемуся прихожанином церкви Святого Ансельма.

– А ты заметила, в какое я пришла замешательство? – Морин вновь засунула платок под подушку и положила дрожащие руки на простыню. – Ну, может, по мне было и не видно, но чувствовала я себя ужасно. Примерно за неделю до этого прошлое настигло меня… Самое неприятное, что я забыла о том, что сделала до… – голос ее дрогнул, – до того дня, когда Гертруда пришла к нам убираться и обнаружила…

– Что обнаружила?!

Вот он, решающий момент! Сейчас я узнаю правду!

– Пару меховых рукавиц.

Изумление, должно быть, до неузнаваемости исказило мое лицо.

– Они лежали в верхнем ящичке туалетного столика.

– Морин, я не понимаю.

– Помнишь, как пару лет назад миссис Брюквус устроила очередную кампанию и потребовала, чтобы все сорвали с себя меховые вещи и переслали их в некий Центр, где произойдет торжественное сожжение… – Я кивнула, и она продолжила: – Мою лавку наводнили женщины, желающие присоединиться к акции, – ты же знаешь, часть помещения занимает почта. Так вот, как-то раз зашла и Гертруда Гигантс, которую попросила отправить посылку сама миссис Брюквус. Гертруда в то время у нее убиралась. Мы поболтали, и она сказала, что внутри посылки.

– Рукавицы?

– Кроличьи рукавицы, принадлежавшие матери миссис Брюквус. Не знаю, что на меня нашло после ухода Гертруды. Зима стояла жутко холодная, и мне казалось преступным предавать огню рукавицы, когда у меня самой нет приличной пары. Плач всего мира не воскресил бы того кролика из мертвых. Так я сказала себе. Конечно, это не оправдание. И радости от этих рукавиц я не получила, так как боялась, что кто-нибудь меня в них увидит. Надев не больше двух раз, я спрятала их и благополучно о них забыла. Понимаешь, Элли, я тогда начала встречаться с Робертом, и все остальное просто вылетело у меня из головы.