Полторы минуты славы - Светлана Гончаренко Страница 61

— Вы хотите поскорее забыть прошлое?

— Ну нет, это мелодрама! Я просто хочу, чтобы у нас с Федей все не забыто было, а завершено. Понимаете? Завершено насовсем. Он меня слишком за эти годы вымотал и сожрал слишком много моих сил.

— Может, проще было развестись? — заметил Самоваров.

— Не проще! Совсем нельзя развестись! Надо было с ним расплатиться за то, что я его сломала.

— Вы?

Самоваров очень удивился. По рассказам многочисленных современников, друзей и знакомых режиссера, Федя нисколько не походил на сломленного. Между тем Катерина спокойно заявила:

— Да, я его сломала. Еще в институте. Сами посудите: две звезды курса, он и я. У нас не то что любовь, а страсть, да такая, что прямо сожрали бы друг друга. Недолго, но это было! Мы сблизились, и это его убило. Он ведь страшно талантливый мальчик был — бешено заразительный, неистощимый, бурный. Таких я не встречала больше. Но он был актер. Возможно, гениальный — вы не находите, что это слово противно? Только другого не подберу. Гениальный! Но актер, не более. А я была на режиссерском. Я придумывала, конструировала миры, в которых он мог быть только частью моего творения. Понимаете? Как он ни играл, он все равно был только частью меня. А он меньше, ниже, чем я, быть не хотел. Зависимым быть не желал. Вот он и ушел в режиссуру. И оказался неплохим, удачливым режиссером. Вот так.

— Что же здесь плохого? — не понял Самоваров.

— Все плохо! — ответила Катерина. — Если б Федя остался актером, то был бы незаменим и неподражаем. А как режиссер он сам, наоборот, подражает. Многим подражает, мне в том числе. Я гораздо лучший режиссер, чем он. Все это знают, кроме дураков, а уж он-то сам знает лучше всех!

Катерина помолчала, жестоко сощурилась:

— Не состоялся Федя, вот в чем дело. Уже много лет он просто харизматичный шарлатан. Всего-навсего! Я его сломала и за это терпела его дурацкий нрав. Ведь Федя — просто безмозглый оболтус, если честно. Прожектер. Болтун. Очаровательный гуляка. Неплохой делец. Расточитель чужого добра. Пускатель пыли в глаза. Обманщик всех и вся, включая самого себя. Наивный и нахальный ребенок. Плагиатор. Я тут могу еще два часа сидеть и рассказывать, каким Федя был. Все, кто его знал, еще и от себя добавят. Но только одна я знаю, каким он мог бы быть.

— И каким же?

Вдруг Самоварову стало интересно, что было бы, если бы Федя Катерину не встретил и прожил другую жизнь. Катерина в ответ только махнула рукой, блеснула яшмой:

— Каким бы он стал? Конкретно сказать трудно. Ведь в актерской профессии многое зависит от везения. Бывает роль, для которой актер рожден, всю жизнь играет другой, а сам он преодолевает и тащит чужую. Вот так и Федя… Знаете, он отлично на третьем курсе играл Сирано. Он был тогда настолько худющий, взрывной и странный, что даже накладного носа не требовалось! Его один московский режиссер сразу стал звать в Нижегородскую драму, где сам ставил Стриндберга. Но главное случилось в дипломном спектакле. Федя так сыграл Ивáнова…

Самоваров вздрогнул и замер. Что-то подобное он слышал совсем недавно…

— Ивáнова, говорите вы? — пробормотал он. — Точно Ивáнова? Не Иванóва?

Катерина разочарованно подняла брови:

— Какой еще Иванóв? «Ивáнов» — это же пьеса Чехова! Федя так свежо, так парадоксально играл… Да что это с вами?

— Да-да-да… Точно, Чехов!

Катерина отшатнулась: Самоваров посмотрел на нее в упор совершенно бессмысленными глазами. За Катерининой спиной, за высокими окнами генерал-губернаторского дворца, больше не сиял белый беспощадный день. Там было черно. Длинная зеленая молния излилась сверху вниз и ткнулась в горячую землю. Тут же в небесах загремело. Оконные стекла звякнули вразнобой.

— А как звали жену Ивáнова, не помните? Аня или Сара? — вдруг спросил Самоваров, и Катерина окончательно убедилась, что реставратор мебели спятил. Может, у него на ненастную погоду бывают затмения? Ей говорили, что Самоваров инвалид. Но она была уверена, что у него что-то с ногой!

— Когда-то жена Ивáнова была Сарой Абрамсон, — осторожно ответила она. — А потом ее стали звать Анной Петровной — она приняла православие. Вам нехорошо?

— Да-да-да! Верно! Верно! Я не Иванóв, а Ивáнов! Я не Дефорж, я Дубровский…