Одержимый женщинами - Себастьян Жапризо Страница 61

В тот день я даю свободу Эсмеральда из ловушки, она без духа и почти мертвая, от долго висит за ноги. Я недовольна, что забываю про ее, но тащу ее на пляж и в дом, и после одна ночь она совсем живая и всегда плохой характер.

Потом много-много долгие месяцы, после два сезона дождя, мы вместе на острове, иногда хорошие товарищи, иногда плохие, и никогда мы не видим своими глазами корабль в большом океане или самолет в небе. Не знаем о войне, вдруг она кончается, а японцы в победе или нет. Я ставлю на пляже флаг своей страны с хорошим красным, старый красный слабый – Эсмеральда моет флагом пол дома, я очень хорошо смотрю с автоматом на своих два пленника.

После сезона дождя мне жалко, что я не пленник. Они на веревке, но лежат на пляже, идут в воду и едят с удовольствием мою еду и играют в карты, они делают их из моя бумаги для рисования, а должна резать бороду Фредерика и бегать к ним, когда они далеко друг от друга, когда Эсмеральда хочет пипи, и они говорят мне сто раз снять браслеты, когда им надо делать что-нибудь – тереть ухо, и сто раз в день я снимаю браслеты, и сто раз снова закрываю. Не все. Когда они спорят, я не знаю, куда бегать и как говорить, и как делать. И мне надо всегда бегать. Идти в джунгли искать еду, делать огонь, мыть мое тело в океане, когда они спят, или носить мусор из дома. Мне надо тоже мыть дом и рыть дыры для воды, чтобы пить, и резать дерева с топором. Дни не длинные, а ночь я сплю только левым глазом или правым, но всегда не два вместе.

Фредерик часто очень хочет меня, и я иду под дом, Эсмеральда не надо видеть своими глазами, одна ночь она не спит и смотрит, и кричит делать стоп. Но я уже около своего удовольствия и не хочу делать стоп. Тогда она говорит:

– Мерзкая свинья, разве тебе хорошо, когда второй свинья так с тобой ведет себя?

И много плохих вещей, а Фредерик хохочет, а я теряю удовольствие. Даже под домом она слышат мой крик, я очень громко кричу и показываю Фредерику семь защипов, она стучит браслетами по полу и кричит:

– Йоко, вы жива? Он режет вам шею? Скажите! Мне страшно слушать ваши ужасные крики!

Я говорю, что не даю ей пить и еду, когда она говорит обидно, и тогда она больше не кричит.

Не знаю раньше до ловушки берет ее Фредерик или нет. Я думаю, она иногда говорит «да», есть дни, когда они хорошие товарищи, но я не вижу своими глазами. Я даю вопрос Фредерику, и он говорит:

– Женевская конвенция запрещает допрашивать пленных.

Один день Эсмеральда одна на желтых камнях, я даю вопрос, и она говорит:

– Что вы думаете? Что мужчина и женщина могут так долго жить вместе и день и ночь и ничего не происходит?

Я говорю «нет», когда женщина-я, я часто очень хочу меня берет мужчина, а она, не знаю. Тогда она говорит:

– Думайте сами, женщина я или нет.

Потом она долго меня смотрит и видит, я молчу и недовольна ее словами, она смотрит глазами на большой океан и говорит:

– Я соглашалась много раз. А первый – это первый раз с мужчиной вообще. Может быть, вы хотите знать, сколько раз точно и как, и кто кого просит, или ваше любопытство удовлетворено?

Я вижу у нее мокрые глаза и молчу.

Потом, когда я иду в джунгли, мне еще больше страшно, что Фредерик слушает тихие слова своей французской, и она хочет ему дать, они бегут вместе далеко, и они два против Йоко и дают свободу друг другу. И я связываю их ноги и руки вместе, они стоят, лица друг к другу, и им трудно двигаться на песке. Я рада, что они так, у них несчастливый вид, два идиота, как они говорят, но знаете, у них нет споров. Эсмеральда делает злое лицо, что ее тело стыдно трогает тело Фредерика через рубашку, и она говорит:

– Хочу видеть вас мертвым! Слышите? Мертвым!

А он говорит и хохочет:

– А почему бы вам не лежать мирно на песке, пока не приходит Иоко?

Тогда она кричит:

– Сами знаете почему!

А он делает вид, что в обиде, и говорит:

– Но я не виноват! Это вне моего контроля!

Она поворачивает лицо далеко от его, злая, и когда я иду из джунгли, наверное, час после, они падают на песке, она красная и ругает его – он трет свое тело о ее и просит меня развязать ее.

И вот в день жаркого солнца я уже не могу. Я кладу ружье, патроны, ножи и топор в материю парашюта и рою дыру в джунгли. Потом иду к ним и говорю:

– Все. Хватит. Делаете меня мертвой, я плюю.

И даю свободу их рукам и ногам. Они оба молчат, глаза большие, а я могу теперь лежать на песке и отдыхать. Тогда Фредерик говорит:

– Хорошо. Ты видишь, если я даю слово. То не нарушаю его.

Идет довольный плавать в океан. Эсмеральда идет ко мне и дает руку, и тоже идет. Потом мы плаваем вместе и много шутим. Я, Иоко, плаваю самая быстрая, Эсмеральда чуть меньше сзади, Фредерик всегда в конце. Но он говорит:

– У меня нет привычки, как у вас. Один день я не буду ленивый.

Вечером Эсмеральда в доме, я иду с ним, и он несет меня на плечах, мы идем на другой пляж. Солнце совсем красное на большом океане, он снимает мою рубашку, целует все тело и берет меня на песке, и эти мерзкие браслеты не делают больно коже.

День потом я понимаю, что моя мысль прятать ружье – не очень умная, оно нужно, а можно делать меня мертвой и без ружья. И я веду Фредерика в место, где рою. Мы делим ружья на трех. Каждому один нож, мой – американского авиатора, топор мне и Фредерику. Так-так – кто идет на охоту. Теперь в поясе мало патронов, только для диких свиней.

Что сказать про длинные дни? Я очень люблю Фредерика, но Эсмеральда тоже чуть-чуть, потому она спорит с ним и со мной. Мне не надо все видеть, но я люблю видеть прямо. И я говорю Эсмеральде:

– Хочешь мужчину, я знаю, ты можешь его взять позади моей спины. Если делить его топором на два, ничего не работает. Я делаю тебя мертвой, ты делаешь меня мертвой, тоже не работает, он грустный, одна мертвая от любви к нему, и думает о ей все время. Думаешь, нам надо делать договор?

И Эсмеральда говорит:

– Я рада, ты так говоришь, я тоже хочу так, но мне страшно.

Тогда мы две думаем, как делить Фредерика по правде. Я говорю, как я делю дни с японцами, когда падаем на этот остров. Она не понимает, как я могу давать радость другому мужчине каждый день, она хохочет и прячет свой рот:

– Не верю своим ушам! Как ты можешь?

Я говорю, только один тронул мое сердце, но они бедные мужчины тоже, а я одна женщина и не давать им удовольствие, как не давать еду или пить. Потом они теряют ум и делают мертвым мужчину, который один дает мне радость, и тогда они меня могут брать, когда я не хочу.

Но Эсмеральда и я не думаем, что делить дни хорошо. Фредерик может быть усталый три дня с одной и не трогать вторую, три дня после он отдыхает и опять дает удовольствие только первой. Мы много шутим, когда думаем про это, потом мы грустные, не знаю почему. Тогда Эсмеральда говорит: