Мать сыра земля - Ольга Денисова Страница 60

- А что он усиливает?

- Громкость.

Несмотря на неразговорчивость Салеха - а трезвым он бывал угрюм и замкнут - мы все же похвастались ему новыми футболками и джинсами. Он вяло кивал и фальшиво улыбался.

Когда же наше веселье переместилось к телевизору, Моргот рявкнул из своей каморки.

- Бублик, мля!

- Чего? - Бублик распахнул к нему дверь.

- Заткнитесь! Я ясно сказал? Быстро по кроватям, и чтоб я вас не видел и не слышал!

- Так ведь еще рано!

- Мне до лампочки, рано или поздно! Я сказал: по кроватям быстро! Достали своими воплями!

- Ну Моргот, мы будем тихо!

- Все! Дверь закрой!

Бублик прикрыл дверь, прижал палец к губам и на цыпочках подошел к телевизору, чтобы убавить громкость.

Мы притихли, но, конечно, ненадолго. Минут через пятнадцать Моргот снова позвал Бублика.

- Моргот, ну мы же не шумим! - сказал тот, заглядывая в каморку.

- Как же. Не шумите вы… Сгоняй в аптеку, спроси у них что-нибудь от собачьих укусов. И анальгина еще.

- Тебя собака укусила?

- Какая разница. Сгоняй быстро!

На беду Моргота это услышал Салех.

- Чего ребенка гонять по темноте? - он как-то подозрительно быстро оказался возле каморки. - Давай я схожу.

Но Моргот был не лыком шит и на хитрость не поддался: он знал Салеха слишком хорошо.

- Щас тебе! Бублик сбегает, не развалится. Пусть Кильку с собой возьмет, если темноты боится.

- Да ему втюхают там… чего подороже. А я знаю, что покупать.

- Бублик! Бери что подороже, понял? - сказал на это Моргот.

- Ага.

- Да ладно тебе, ты что, мне не доверяешь? - Салех обиженно засопел.

- Слушай, - Моргот тяжело и медленно вздохнул. - Если тебе надо на бутылку - так и скажи, я дам.

- Не надо. Я в завязке. Я как лучше хотел.

- Ты как сволочь хотел. Бублик, иди уже! И оставьте меня в покое наконец!

- Да ладно! Тоже мне, цаца! - проворчал Салех, направляясь в свой угол.

Салех и Моргот никогда не ругались, только ворчали друг на друга, когда оба были не в настроении. Салех был намного его старше. Или он производил такое впечатление? Из-за того, что много пил? Мне Салех казался дедом.

Мы с Бубликом сбегали до аптеки и обратно минут за двадцать, купили какой-то супермази и таблеток и, когда возвращались, встретили Салеха у колонки над входом в подвал. За забором, отделявшим улицу от территории института, горел яркий желтый фонарь, освещая и колонку, и спуск в подвал, и скамейку возле спуска. Иногда фонарь сам собой выключался - тогда на ночь мы мыли ноги в темноте, и это всегда превращалось в игру. Наверное, каждый из нас хоть однажды, спрятавшись за кустами, издавал жуткий вой - чтобы напугать остальных; мы рассказывали страшилки, визжали от страха, возились, падали на мокрую траву, поскальзываясь, и с топотом скатывались по лестнице в светлый подвал, иногда перепачкавшись сильней, чем за весь день.

В тот день фонарь горел, и Салеха мы увидели сразу, едва пролезли через дыру в бетонном заборе.

- Ну чё? Купили? - спросил нас Салех.

- Купили, конечно, - ответил Бублик.

- И чего купили?

Бублик покрутил в руках коробочку, но в руки Салеху не дал.

- Да ну вас! Я же говорил, ерунду купите! Сдача осталась?

- Ну и осталась, - Бублик, в отличие от меня, сразу почувствовал, куда ветер дует.

- Давай сюда, пойду нормального лекарства куплю!

- Салех, тебе же Моргот сказал, что даст на бутылку, - Бублик спрятал руки за спину, - зачем ты это делаешь, а?

- Ну… Не хочешь, как хочешь, - Салех махнул рукой и направился в подвал. - Я только как лучше хотел.

Он не был агрессивным, он бы ни за что не стал отбирать у нас деньги, но я тогда недоумевал: почему он просто не возьмет их у Моргота? Зачем хочет схитрить? Сейчас мне кажется, что Салеху доставляло удовольствие быть сволочью и обманщиком. Он хотел испытать себя, донести деньги до аптеки, но он бы их туда не донес. А потом ругал бы себя и обливался слезами, рассказывая нам, какая у него слабая воля. Взять же деньги у Моргота означало при всех расписаться в собственной слабости, сразу, без проверок и раздумий, признаться в том, что держаться он не хочет. Завернуть за водкой по дороге в аптеку - это «не смог удержаться», а взять деньги напрямую - «не захотел».

Однако, когда план его не удался, Салех как будто бы повеселел, у него словно гора с плеч свалилась. Он зашел в каморку к Морготу вслед за нами, выгнал нас вон, а потом они переругивались там минут десять. Причем Салех балагурил, а Моргот огрызался.

Картина под названием «Эпилог» висела у меня в гостиной, но сегодня я словно почувствовал что-то и перенес ее в библиотеку, поменяв местами с довольно посредственным летним пейзажем. Обычно летний пейзаж вселял в меня оптимизм, но сегодня мне не хочется ни лета, ни оптимизма.

Начинается вьюжная и морозная ночь, ветер тихо свистит и стучит в стекло, и моя светлая тоска по детству вдруг превращается в тоску черную, беспросветную. Я думаю о необратимости и безвозвратности. Мне кажется, аура картины, словно густой туман, окутывает меня все плотней, я дышу одним с ней воздухом, и этот воздух отравлен ее дыханием - дыханием обреченности на смерть. Художник часто вкладывает в картину то, о чем и не подозревает; так из банального перепева грустной сказки у Стаси получился «Эпилог» - картина вовсе не о любви и смерти. Картина о неизбежности, о предрешенности развязки.

Это лучшая картина в моем доме.

Стася входит неслышно, как всегда, и, как всегда, здоровается от порога. Она не сразу замечает картину на стене, садится на край кресла и начинает теребить юбку, не зная, куда деть руки.

- Я знаю, вам не понравится то, что я вам рассказываю, - начинает она, - но я все равно это расскажу.

- Конечно, - улыбаюсь я. - Меня не интересует прославление Моргота, я пытаюсь получить объективную картинку под соусом моего субъективного к нему отношения.

Она не улыбается мне в ответ. Она приходит, чтобы оправдаться за свое мимолетное, но сильное чувство. Это чувство было столь сильным, что породило «Эпилог»…

- Та безобразная сцена у меня дома… Вы не можете себе представить, что я испытала… Нет, это не было крушением иллюзий, я с самого начала не верила в то, что Моргот может меня любить. Он никого не мог любить, таким людям, как он, это чувство недоступно. Но… То, что он был с другой женщиной… Я и не подозревала, как это будет гадко, до тошноты, понимаете? Я не могла прийти в себя от отвращения. Я почти всю ночь провела в душе, я хотела отмыться… Это мерзость, мерзость!