Персональный миф. Психология в действии - Вера Авалиани Страница 60

Ирина встала и пошла погулять на набережной, съесть чего-нибудь типа шашлыка. События требовали энергии. Несколько дней – вот те нате – ещё на целую книгу событий «накапало». Хоть и не на свою – её застолбил Олег. Молодец. Кстати, так и её откровения под псевдонимом не будут её саму пугать своей же откровенностью. Но такие вещи нужно писать, как оно есть и проистекает на самом деле. Или не трогать тему реальной любовной и сексуальной жизни вообще. Все сиропные любовные романы, как и великая литература прошлого, на многие острые вопросы любого конкретного человека двадцать первого века не отвечают по разным причинам. Какие-то моральные догмы устарели, а какие-то стерильные отношения и вовсе выдуманы, и стремиться к ним – значит любые реальные – с их огрехами, некрасивостями и унизительными подробностями будут казаться несчастьем. В то время как это – просто жизнь. Нормальная, а не «сдвинутая по фазе».

В моменты сомнений в правильности своих поступков она читала книги по психологии. И часто их занаученность отвлекала от сути.

Ну а в романах безжалостно правдивого Ги де Мопассана границы между ней самой и героинями создавал язык. В нём не было сленга нашего времени, не было пейзажей и запахов, ритма сегодняшнего дня. Именно поэтому она и подумала, что её книга может быть интересной. Но, судя по парням, им бы больше подошло что-то вроде «десять принципов отбора сотрудников и партнеров». Коротко, эсэмэсно.

И что бы она тогда написала, какую выжимку из всего своего общения: «Дайте человеку почувствовать свою значительность, чтобы он не стал вашим врагом. Хотя… он может принять вежливость за слабость и попытается самого тебя “опустить ниже плинтуса”».

Что ещё? Всегда в общении с близкими выступайте в качестве их адвоката, а не прокурора, что б они ни делали.

– Увы, сама я так не поступала, – откинув книгу в сторону и прикрыв глаза думала Ирина, – тот же Клаус получил от меня немало пинков под зад.

Например, устроился он после кухонного рая работать в магазин, в котором располагалась полная обстановка семи роскошных вилл. На испытательный срок. Шкафчик расписной за двадцать тысяч евро – тот, что я размалевала в десять раз лучше. Стол дубовый за сорок тысяч – и всё в таком же духе. Автор мебели – роскошная женщина лет пятидесяти в Германии и Бенилюксе, где у неё есть магазины, – настоящая гуру уюта и благоденствия. При магазинах есть клуб людей, которые проводят вместе время. И Клаус с испытательным сроком был принят туда дизайнером интерьеров.

И вот этот «борец за права», узнав, что эта Дива Дизайна приедет для инспекции в магазин в Киле, к её приходу переоделся из чёрных джинсов и рубашки от Кельвина Кляйна, которые я ему купила для похода на собеседование, в спортивные треники, которые не надевал даже дома. С единственной целью – продекларировать этим жестом, что ценить надо работу человека, а не делать упор на его внешности. И получил отлуп – его признали не соответствующим имиджу магазина и не зачли испытательный срок.

Но тут он нашёл работу в магазине уникальных ванных комнат. И там очень талантливый дизайнер, который делал самые роскошные ванные комнаты в Германии, отдал ему магазин в Гамбурге. Два других были под началом двух его сыновей. И что же делает этот идиот – он шантажирует работодателя неосторожно написанной им запиской – не фиксировать в бумагах продажу ванной комнаты его племяннице. Впоследствии оказалось, что он её девушке подарил. А Клаус грозился, если ему не повысят зарплату, показать записку налоговикам. А за это у них такие штрафы, что легче заплатить. При первой же возможности Клаусу не продлили трудовой договор.

Так я поняла, что правильно написано в его гороскопе – борьба ради борьбы для него важнее справедливости.

Оставшись без таких козырных мест, Клаус подался в страховую сферу. К нам на виллу приехал голубоватый тип и стал его обучать.

И тут в России случился «Норд Вест». Погибли люди, но не все. И эти двое подонков начали говорить при мне и громко: так и надо этим русским, пусть дохнут! Чеченцы правы. И эти жирные козлы заполучили от меня такое развёрнутое мнение о них самих и их «гешевте», что утром Клаус не удивился, что я ушла, а точнее, уехала на присланной за мною машине Нойхауса в Москву. Куда потом и приполз разорившийся Клаус – переждать момент. И я его приняла. И помогала найти новую жену. Ну не дура ли?

Что скрывать, я в плохих случаях думаю о мести. Но как-то так получалось всегда, что сама жизнь мстила гадким людям. Собственно, когда я делала что-то плохое кому-то, это возвращалось всегда ко мне рикошетом. Так что ещё один психологический закон подтвердила моя жизнь – если ты совершаешь что-то, то и получаешь то же самое. Хочешь другого – сделай все иначе. Но она опять отказалась если не от счастья, то хоть от благополучия. Почему? Потому что идёт по старой колее придуманного благородства или потому, что брак по расчёту с Клаусом был таким нудным и для неё обременительным, что она столько лет предпочитает одиночество?

Ответов у неё не было.

Наутро в дом постучал участковый. Он принёс повестку в суд над Кареном.

Ей ужасно не хотелось давать показания. Пришлось бы признаться в своей лжи перед всеми. И… и… перед Кареном тоже. И он узнает, что убил кого-то из-за розыгрыша. Не знаю, как он отреагирует. Но точно не спокойно. Прийти надо было завтра. И ей, и Олегу, и Анне. Поэтому, получив повестку, вся будущая семейка пришла к ней за советом.

Олег тоже не знал, как себя держать с человеком, который убил его отца. На самом деле он не осознал до конца. Ему казалось, что он обо всём этом смотрит сериал, а отец – он в Москве. И тот непохожий на него бледный мужчина, которого похоронили, играет его роль.

Он сказал об этом Ирине.

– Есть такое понятие, как отсроченное горе. Кто-то не сразу осознаёт, кого лишился. События требуют суеты, дел, сиюминутных решений. Но пройдёт время, увидит или понюхает он после того, как скорость событий снизится, запах отца. И его прорвёт. Воспоминания, слёзы, частые посещения могилы. У меня было такое, когда мама умерла. Некому было принимать решения вместо меня. И поэтому горе будто было на несколько дней отодвинуто на задний план, обложено ватой шока.

– Но что же мне говорить на суде?

– Отвечай на вопросы. Говори всё как было. Не надо привирать и сглаживать что-то ради меня.

– Ладно, – со вздохом облегчения сказал Олег.

Аня посмотрела на побледневшую от своих же наставлений Ирину и спросила у неё сочувственно:

– Вы и сами боитесь завтрашнего дня.

– Боюсь – не совсем то слово. Я стыжусь своих поступков в тот день, когда всё произошло. Я врезала со всей силы мужику, который всего лишь отреагировал вместо Макара на алую помаду. Унизила его. А он отыгрался на моём якобы муже. Завтра моё самолюбие будут порвано в клочья прокурором и адвокатом. А если это всё не рассказать – тогда адвокат убийцы спишет происшествие на несчастный случай – не справился случайно с управлением, наехал не специально.

Ванюшка, почувствовав настроение взрослых, разревелся. Аня принялась его утешать, а он орал до хрипоты.