Казнь Шерлока Холмса - Дональд Томас Страница 60

Мы быстро привыкли к мерному течению курортной жизни. Каждое утро пони везли на пляж кабины на колесах, служившие для переодевания, а на закате увозили их обратно. В два часа пополудни на конце Цепного пирса начинал бодро громыхать оркестр Колдстримского гвардейского полка. В это время на нижней эспланаде бородатые рыбаки чинили свои сети. Рыбацкие лодки и яхты в большинстве своем лежали на берегу: исключение составляли лишь несколько веселых суденышек вроде «Медового месяца» и «Долли Варден» [35], которые развлекали замирающих от ужаса пассажиров прыжками и пируэтами на волнах.

Через час по прибытии мы спустились к раннему ужину, что подают в приморских гостиницах для постояльцев, спешащих на вечерний спектакль. Холмс без конца повторял что-то вроде «нельзя терять ни секунды». Такая лихорадка накатывала на него периодически, и тогда он становился невыносимым. Мне, напротив, казалось, будто в нашем распоряжении уйма времени. Когда официант попытался предложить нам тюрбо под майонезом, мой друг спрятался от него за развернутыми листами «Ивнинг глоб». Гостиница «Роял Альбион» занимала большое солидное здание, но пора ее расцвета уже миновала, о чем свидетельствовало меню. Холмс ел быстро, молча, — очевидно, он что-то напряженно обдумывал. Еще до того, как подали кофе, он поднялся, резко отодвинув свой стул:

— Пойдемте, Ватсон. Думаю, нам пора приниматься за работу.

Мы вышли на залитую вечерним солнцем эспланаду. Я хотел спросить, чем мы сейчас займемся, но не успел. Холмс шумно вздохнул полной грудью и, ударив тростью о мостовую, сказал:

— Как хорошо подышать свежим морским воздухом после зимы, проведенной в лондонском тумане! Как именовался этот город во времена славного короля Георга Третьего? Помнится, его называли Доктором Брайтоном, и вполне справедливо.

— Честно говоря, мне дышалось бы легче, если бы я знал, куда, черт возьми, мы направляемся!

Холмс изумленно на меня посмотрел:

— Но вы могли бы догадаться, мой дорогой друг! Вы ведь слышали рассказ наших утренних гостей о ясновидении и призраках. Где же нам искать развлечений в первый вечер нашего пребывания в Брайтоне, как не в зале «Аквариума», на магическом представлении столь презираемых мистером Герни профессора Чемберлена и мадам Эльвиры? Видите их имена на афише?

Так вот куда вел меня Холмс! Правда, я не понимал, какое отношение это низкопробное зрелище могло иметь к увольнению Эффи Динс.

Если вы хоть раз посещали Брайтон, то наверняка знаете, что «Аквариум» не столько знакомит отдыхающих с подводным миром, сколько предлагает их вниманию всевозможные аттракционы. Это здание со знаменитой часовой башней стоит на набережной у Цепного пирса, увешанное гирляндами разноцветных фонариков. Заплатив по шесть пенсов за вход и пройдя через турникеты, мы очутились в царстве волшебных огней и фейерверков. Среди прочих представлений в афише значились спектакли «Всемирной оперетты» мадам Алисы: одноактный «Доктор Миракль», якобы исполняемый впервые [36], а также сцена в саду из «Фауста». Но мы с Холмсом предпочли совсем незатейливое развлечение — «Опыты профессора Чемберлена в месмеризме и угадывании мыслей».

На двери под стеклом помещалась вырезка из газеты «Брайтон гералд». Автор статьи восхвалял «доктора Месмера», который в прошлую субботу на глазах у изумленной публики загипнотизировал девушку и молодого человека. Находясь в трансе, парень безропотно позволял себя пинать и щипать, а девица равнодушно сносила оскорбления и насмешки. Очнувшись, оба с улыбкой приняли аплодисменты и признались, что совершенно не помнят пережитых издевательств. Критикан из первого ряда, громко обвинивший Чемберлена и его помощницу в обмане, был выброшен из зала негодующими почитателями их таланта. И на такое зрелище мы собирались потратить свой первый брайтонский вечер!

Поверх рекламной афиши красовалось свеженаклеенное, еще не просохшее объявление, возвещавшее, что присутствие профессора Чемберлена и его медиума мадам Эльвиры срочно потребовалось для проведения спиритических сеансов с участием избранных представителей высшего общества. Посему текущая неделя завершает гастроли феноменальной пары в Брайтоне. А они, похоже, длились с начала лета.

Мы заплатили по шиллингу, и нас провели на передние места «лекционного зала», больше напоминавшего мюзик-холл или варьете. Зрителей собралось не так много, как бывало, наверное, субботними вечерами, тем не менее вокруг стоял гул возбужденных голосов. Профессор Чемберлен, вооружившись электрическим магнитом, приготовился играть роль доктора Месмера. Пригласив на подмостки нескольких желающих, он произвел над ними некие магические действия, после чего бедняги без возражений терпели удары. Затем под одобрительные крики толпы подопытные выполняли приказы профессора, внушавшего им, что они собачки, петушки, дети, которых кормит нянька, или солдаты на плацу. По щелчку пальцев гипнотизера они проснулись, но ничего не помнили.

Фокусы подобного рода пришлось выносить часа полтора. Трудно было вообразить себе более примитивный способ обмана публики. Чемберлен, широкоплечий молодой мужчина с падающей на лоб золотистой челкой и пронзительными голубыми глазами, принадлежал к числу тех красавцев, перед которыми, думаю, не смогла бы устоять редкая горничная или продавщица. В облике этого человека соединилось все то, что обычно нравится женщинам. Но при пристальном наблюдении его молодость начинала казаться сомнительной. Он напомнил мне современную французскую живопись — эти картины лучше рассматривать издалека, поскольку вблизи впечатление портят трещины и грубые мазки. Хорошенько изучив лицо гипнотизера, я пришел к выводу, что перед нами вовсе не юноша, а его идеальный образ, дорисованный воображением пожилых дам. Полагаю, я не ошибся: Парису, очевидно, уже минуло сорок, и попытки скрыть это ежедневно требовали от него немалых усилий.

Но внешность артиста сама по себе не внушила бы мне отвращения, если бы не его голос, точнее, самоуверенный гнусавый прононс. Это был не столько акцент, сколько уродливый выговор, который с равным успехом можно приобрести на скотопригонном дворе в Чикаго или в ливерпульском доке. Казалось, профессор привык издавать ослиный крик и совершенно разучился говорить по-человечески.

Вдруг аудитория затихла, будто в ожидании необыкновенного трюка, гвоздя программы. Чемберлен бросил прежнюю игривую манеру: своей нынешней торжественной многозначительностью он наверняка не уступал преподобному мистеру Милнеру, проповедующему с кафедры уэслианской церкви. Публике представили мадам Эльвиру — маленькое рыжеволосое создание, чья наружность красноречиво свидетельствовала о вздорном нраве. На провидице было платье цвета электрик с белыми оборками. По словам профессора Чемберлена, природа наделила эту даму многими талантами и дар угадывания мыслей занимал среди них самое скромное место.

— Мадам Эльвира родилась на Среднем Западе. В ее жилах течет кровь индейцев, более ста лет назад сражавшихся с британскими войсками за форт Дюкен. В детстве она дружила с дикарями туземного племени и после долгих, упорных трудов научилась слышать души погибших полководцев и вождей, которые часто направляют нам послания из потустороннего мира.