Перед заморозками - Хеннинг Манкелль Страница 60
Перед заморозками - Хеннинг Манкелль читать онлайн бесплатно
— Меня зовут Линда. Я не пианистка и не оперная певица. Я пришла спросить вас о вещах, никакого касательства к музыке не имеющих.
— Тогда вы ошиблись адресом. Я отвечаю исключительно на вопросы о музыке. Остальной мир мне совершенно непонятен.
Линда совсем запуталась, да и ее собеседник тоже, очевидно, соображал не блестяще.
— Вас ведь зовут Фредерик Вигстен?
— Не Фредерик, а Франс. Но фамилия правильная.
Он сел на табуретку у рояля и начал листать тетрадку с нотами. Линде казалось, что он то и дело забывает о ее присутствии. Как будто она появляется в комнате на какую-то минуту, а потом опять исчезает.
— Я нашла ваше имя в записной книжке Анны Вестин.
Он барабанил пальцами по нотной странице и, казалось, не слышал, что она сказала.
— Анна Вестин, — повторила она громче.
Он посмотрел на нее:
— Кто?
— Анна Вестин. Шведская девушка по имени Анна Вестин.
— Раньше у меня было много шведских учеников, — сказал Франс Вигстен. — Теперь меня словно все позабыли.
— Подумайте, пожалуйста. Анна Вестин.
— Так много имен, — сказал он задумчиво. — Так много имен, так много удивительных мгновений, когда музыка и в самом деле начинает петь… Вы можете это понять? Музыка должна петь. Немногие это понимают. Бах — да, Бах понимал. В его музыке поет голос Бога. И Моцарт понимал, и Верди… даже, может быть, малоизвестный Роман — все они заставляли музыку петь…
Он прервался на полуслове и уставился на Линду:
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Охотно повторю. Линда.
— И вы не ученица? Не пианистка, не оперная певица?
— Нет.
— Вы спрашиваете о женщине по имени Анна?
— Анна Вестин.
— Не знаю такую. А вот жена моя была весталка. Но она умерла тридцать девять лет тому назад. Вы можете понять, что значит прожить вдовцом почти сорок лет?
Он протянул свою тонкую, с голубыми прожилками вен руку и взял ее за запястье.
— Одиноким вдовцом, — повторил он. — Все было ничего, пока я работал репетитором в Королевской опере. Но в один прекрасный день они решили, что я слишком стар. Или, может быть, слишком старомоден, что у меня слишком строгие требования. Терпеть не могу небрежности.
Он прервался и, схватив лежавшую рядом с кипой нот мухобойку, начал охоту за мухой. Он ходил по комнате, то и дело взмахивая своей мухобойкой, как будто дирижировал невидимым оркестром или хором.
Потом снова сел. Муха уселась ему на лоб, но он этого не заметил.
Незамеченная муха, подумала Линда. Вот так выглядит старость.
— Анна Вестин, правильно?
— Да.
— У меня никогда не было ученицы с таким именем. Я, конечно, стар и многое забываю. Но имена своих учеников мне хотелось бы помнить. Только ученики придают моей жизни какой-то смысл после того, как Марианна покинула меня и ушла в царство теней…
Спрашивать больше было нечего. Только один вопрос.
— Тургейр Лангоос, — сказала она. — Я ищу человека, которого зовут Тургейр Лангоос.
Он снова был вне разговора. Свободной рукой он взял несколько нот на рояле.
— Тургейр Лангоос, — повторила Линда. — Норвежец.
— У меня было много учеников из Норвегии. Лучше всех помню одного странного парня по имени Тронд Эрье. Он из Рёуланна, у него был великолепный баритон. Но до того застенчивый, что ему что-то удавалось только в студии звукозаписи. Самый примечательный баритон и самый примечательный человек из всех, кого я знал. Когда я ему сказал, что у него большое дарование, он стал плакать от ужаса. Очень, очень странный человек. Были и другие…
Он вдруг резко встал.
— Жить очень одиноко. Музыка, мастера, создавшие эту музыку, мухи… Иногда еще бывают ученики. А так — только тоска по Марианне. Она умерла слишком рано. Я боюсь, что она устанет меня ждать. Я живу чересчур долго…
Линда поднялась. Вряд ли от него добьешься толкового ответа. Но еще менее вероятно, что Анну с ним что-то связывает.
Она вышла, не прощаясь. Идя по коридору, она услышала, как он играет. Она заглянула в другую комнату. Тут было неприбрано, в нос ударил застоявшийся запах давно не проветриваемого помещения. Одинокий старик со своей музыкой. Как дед со своими картинами. А что будет у меня, когда я состарюсь? А у отца? А у матери? Бутылка водки?
Она взяла свою куртку. Звуки рояля наполнили квартиру. Она стояла неподвижно, глядя на висящую на вешалке одежду. Одинокий старик. Но вот висит еще куртка, явно не принадлежащая одинокому старику. И эти ботинки. Она еще раз заглянула в квартиру. Никого нет. Но теперь она знала, что Франс Вигстен в этой квартире не один. Здесь есть еще кто-то. Она вздрогнула от страха. Музыка замолчала. Она прислушалась и быстро вышла на площадку. Перебежала улицу, плюхнулась за руль и рванула прочь, лихорадочно переключая скорости. Лишь добравшись до моста, она немного успокоилась.
В те самые минуты, когда Линда ехала по мосту назад в Швецию, неизвестный человек взломал дверь в зоомагазин в Истаде и облил бензином клетки с птицами и мелкими зверьками. Он бросил на пол горящую зажигалку и скрылся, не дожидаясь, пока животных охватит пламя.
Он всегда очень тщательно выбирал места для своих ритуальных обрядов. Этому он научился еще во время бегства, или, вернее сказать, своего одинокого исхода из Джонстауна. Тогда еще никаких ритуалов в его мире не было, они появились позднее, когда он наконец-то вновь обрел Бога, заполнившего страшную пустоту в его душе, пустоту, грозившую взорвать его изнутри.
Когда он уже много лет прожил со Сью-Мери в Кливленде, он понял, что постоянные поиски безопасного укрытия постепенно стали частью его религии, его собственной, мучительно создаваемой им религии. Обряды и ритуалы сопутствовали ему везде, они стали для него ежедневной купелью, куда он погружал свой разгоряченный лоб, приготовляясь воспринять веления Господа, что ему должно делать, дабы выполнить свое предназначение на Земле.
И все шло хорошо — до последнего раза. До того злосчастного случая, когда одинокая женщина нечаянно нашла одно из их укрытий, и Тургейр, его первый апостол, зарубил ее.
Я просмотрел слабость Тургейра, думал он. Избалованный сынок миллионера, владельца пароходства. Я подобрал его в канаве в Кливленде и никогда не предполагал, что не сумею справиться с его темпераментом. Я учил его мягкости и терпению, я давал ему выговориться и внимательно слушал его. Но на дне его души таилась безумная ярость — ярость, затаенная так глубоко, что я ее проглядел.
Он попытался добиться от Тургейра объяснений. Почему вдруг он пришел в такое бешенство, когда ни в чем не повинная пожилая женщина случайно наткнулась на его хижину? Они ведь просчитали такую возможность. Это было вполне вероятно — кто-то пройдет по давно забытой и заросшей тропе. Они должны быть готовы к неожиданностям. Тургейр ничего не мог объяснить. Он спросил его — может быть, на него напал внезапный страх? Но Тургейр не отвечал. Он не мог на это ответить. У него только осталось ощущение, что Тургейр вручил ему свою жизнь не до конца. Они заранее решили, что если такая случайность все же произойдет, если укрытие их будет обнаружено, они дружелюбно поговорят с чужаком, а на следующий же день ликвидируют убежище. Тургейр сделал все наоборот. Что-то замкнулось у него в мозгу. Вместо оливковой ветви в руках у него оказался топор. Он даже не мог объяснить, зачем он разрубил труп бедной женщины на части, зачем оставил голову, зачем сплел отрубленные руки в молитвенном жесте. Потом он сунул остальные части тела в мешок, положил туда камень, разделся, доплыл до середины ближайшего озерца и утопил.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments