Директива Джэнсона - Роберт Ладлэм Страница 60

— Расскажи мне поподробнее, хорошо? Только что ты упомянул о «них» — ты сказал: «Они одержат верх». Что ты имел в виду?

— Что тебе известно о корнях Новака?

— Очень немногое. Он родился в разоренной войной Венгрии.

— Можно сказать, ему в жизни очень везло и в то же время очень невезло. Петер был одним из немногих, оставшихся в живых в маленькой деревушке, сожженной дотла в бою между солдатами Гитлера и солдатами Сталина. Отец Новака, представитель захудалого дворянского рода, в сороковых работал в правительстве Миклоша Каллая, а затем бежал из страны. Говорят, он был просто одержим страхом за безопасность своего единственного ребенка. У него были враги, которые, как он был убежден, обязательно попытаются отомстить его потомству. Возможно, старый дворянин страдал манией преследования, но, как говорится в пословице, даже у тех, кто страдает манией преследования, есть враги.

— Но с тех пор прошло уже больше полстолетия. Кому теперь, десятилетия спустя, есть какое-то дело до того, какими были прегрешения отца Новака в сороковые годы?

Филдинг бросил на него строгий взгляд умудренного житейским опытом наставника.

— По-видимому, тебе не приходилось бывать в Венгрии, — сказал он. — Там до сих пор можно встретить его самых восторженных почитателей и самых беспощадных врагов. Впрочем, разумеется, миллионы людей во всем мире считают себя жертвами Петера Новака, удачливого финансиста. Простые люди в Юго-Восточной Азии винят его в том, что он спровоцировал обвал национальных валют их стран, и их ярость умело подпитывается демагогами.

— Но, по-твоему, эти обвинения безосновательны?

— Возможно, Новак является крупнейшим валютным спекулянтом за всю историю, но никто так красноречиво не осуждал это занятие. Он выступал за политику единого стандарта валют, что сделало бы невозможным спекуляции подобного рода, — нельзя сказать, что он выступал проповедником своих корыстных интересов. Как раз наоборот. Разумеется, кое-кто поговаривал, что основное бремя его спекулятивного мастерства легло на добрую старую Англию, по крайней мере вначале. Ты помнишь, что произошло в восьмидесятых. Начался великий валютный кризис, и все гадали, правительства каких европейских стран понизят ставку рефинансирования. Новак поставил свои миллиарды на то, что Великобритания позволит фунту стерлингов пойти ко дну. Так это и произошло, и капиталы фонда «Электра», принадлежащего Новаку, в одночасье почти утроились. Невероятная удача! Наш тогдашний премьер-министр приказал МИ-6 присмотреться к этому делу повнимательнее. В конце концов человек, возглавлявший группу расследования, заявил «Дейли телеграф», цитирую: «Единственным законом, который нарушил этот тип, был закон средних величин». Естественно, когда обвалился малайзийский ринггит и Новак опять сорвал крупный куш, тамошние политики восприняли это очень болезненно. Было много пустых разговоров о махинациях таинственного иностранца. Так что на твой вопрос, кто бы хотел расправиться с Петером Новаком, я должен ответить, что список злопыхателей обширен. Потом еще не надо забывать Китай: геронтократы, стоящие там у власти, больше всего на свете боятся «управляемой демократии», провозглашенной организацией Новака. Им известно, что Новак считает Китай следующим фронтом борьбы за демократические преобразования, а эти люди — могущественные враги. В Восточной Европе есть целая когорта князьков — бывших коммунистических чиновников, прибравших к рукам изрядную долю «прихватизиро ванной» промышленности. Антикоррупционные кампании, проводимые Фондом Свободы в своих собственных рядах, представляют для них прямую угрозу, и они решительно настроены действовать. Как я уже сказал, нельзя творить добро без того, чтобы кто-нибудь не воспринимал это как угрозу собственному благополучию — в первую очередь речь идет о тех, кто процветает за счет вражды и систематической коррупции. Ты спросил меня, кого я подразумевал под «ними»; по-моему, я дал тебе достаточно исчерпывающий ответ.

Джэнсон видел, что Филдинг пытается выпрямиться в кресле, взять себя в руки, вскинуть голову.

— Ты входил в его «мозговой центр», — сказал он. — Как выработали?

Филдинг пожал плечами.

— Время от времени Новак выяснял у меня мою точку зрения по тому или иному вопросу. Примерно раз в месяц мы разговаривали по телефону. Раз в год встречались лично. Если честно, Новак мог бы научить меня гораздо большему, чем я его. Но он был замечательным слушателем. В нем не было ни намека на притворство — если не считать того, что он не выставлял напоказ свои знания. И его всегда беспокоили возможные непредвиденные последствия гуманитарного вмешательства. Он хотел быть уверен, что гуманитарный дар в конечном счете не приведет к новым страданиям — что, скажем, помощь беженцам не укрепляет позиции режима, их породившего. Новак знал, что добро не всегда бывает однозначным. Более того, он всегда настаивал на том, что любой поступок может обернуться несправедливостью. Это был основной постулат его веры. Все свои знания необходимо постоянно критически переоценивать и при необходимости от них отказываться.

На землю упали длинные, размытые тени; над часовней колледжа показалось проглядывающее сквозь облака солнце. Джэнсон рассчитывал сузить круг подозреваемых; Филдинг показал ему, насколько он в действительности обширен.

— Ты говоришь, вы с Новаком встречались достаточно нерегулярно, — задал наводящий вопрос Джэнсон.

— У него не было определенных привычек. Он был скорее не отшельником, а кочевником. Человеком странствующим, подобно Эпикрату из Гераклеи, классическому античному мудрецу.

— Но у фонда есть штаб-квартира в Амстердаме.

— Улица Принсенграхт, 1123. Но у помощников Новака есть грустная шутка: «Чем Петер Новак отличается от Всевышнего? Всевышний находится повсюду. Новак находится повсюду, кроме Амстердама».

В его голосе не было веселья. Джэнсон нахмурился.

— Разумеется, у Новака есть и другие советники. Ученые и специалисты, чьи фамилии никогда не упоминаются в средствах массовой информации. Быть может, один из них что-то знает — даже не сознавая значимости этого. Насколько мне известно, Фонд Свободы закрыл все ворота — мне не удается ни с кем связаться, не удается переговорить с кем-нибудь, занимающим достаточно высокое положение и имеющим доступ к информации. Это одна из причин, почему я здесь. Мне необходимо переговорить с людьми, работавшими с Новаком в постоянном контакте. Пусть это осталось в прошлом. Возможно, есть такие, кто в свое время входил в ближний круг, но затем выпал из него. Нельзя исключать, что с Новаком расправились люди из его ближайшего окружения. Филдинг поднял брови.

— То же самое любопытство ты можешь обратить на тех, к кому был близок ты сам.

— На что ты намекаешь?

— Ты спросил меня насчет врагов Петера Новака, и я ответил, что их можно найти повсюду. Позволь мне затронуть одну очень неприятную тему. Насколько ты уверен в своем правительстве?

В голосе Филдинга слились сталь и шелк.

— Ты не договариваешь до конца, — резко ответил Джэнсон.