Агентство "Золотая шпилька". Дело парикмахера Любочки. Бес в ребро - Ирина Меркина Страница 6

Это было в Новый год, который муж в виде одолжения отмечал дома, среди развешанных над плитой пеленок. После двенадцати она легла спать, а в три двухмесячная Настя зашлась криком. Из кухни доносились громкие голоса и хохот. Опухшая от бессонницы Люба в криво застегнутом халате вышла на кухню за бутылочкой и сделала замечание веселой компании — Стасу, его приятелю Володе и Володиной подруге, длиннолицей, длинноволосой и длинноногой девице, на которую Стас запал первым, но, будучи женатым, уступил другу. Люба действительно вышла из себя, чего с ней раньше не случалось, и довольно резко напомнила, что рядом спит грудной ребенок, а потому нельзя ли потише орать, поменьше курить или вообще уматывать по домам.

Гости недовольно замолкли, а Стас, одухотворенный Стас, написавший на рождение их дочери странное стихотворение с красивым названием «верлибр», ее обожаемый Стас, способный заплакать, глядя на красивый закат, прошел за Любой в комнату и не спеша влепил ей затрещину.

Потом этот кошмар стал обыденностью. Он бил ее, она давилась слезами, заброшенная Настя плакала в кроватке, мама орала в трубку, что вызовет милицию и посадит этого гада на все пятнадцать лет. Стас демонстративно собирался и уходил, роняя краски, Люба захлебывалась рыданиями, ползла за ним на коленях и хватала за ноги… И все это повторялось бесконечно, без всякой надежды на перемены, потому что жизнь без Стаса она себе не представляла. Лучше было все что угодно, даже получать оплеухи и изо дня в день чувствовать себя тряпкой, пропитанной растворителем.

И вдруг… Как говорят, терпение лопнуло. Так и в Любе лопнула какая-то до предела натянутая струна. И под ее отчаянный прощальный звон умерла любовь.

В один относительно мирный день они с Настей отправились гулять, чтобы не мешать Стасу работать над новой картиной. В разгар прогулки полил проливной дождь. Когда мокрая до нитки, замерзшая Люба втолкнула в квартиру коляску с такой же мокрой и хнычущей Настей, муж, не поднимая глаз, раздраженно буркнул: «Что — уже?»

Вечером он спросил, не хочет ли она на время уехать к маме. Обычно такие вопросы были безличной формой приказа: «Вставай и поезжай». Но тут она сказала: «Нет» — так, что он сразу все понял. И ушел сам — на этот раз навсегда. Она не плакала, не ползала за ним, подбирая краски. А потом долгие ночи обливала слезами подушку и забывала, зарывала, закатывала в бетон свою семейную жизнь, в которой не нашлось места ей самой и ее ребенку.

Под каток забвения попал и великий русский писатель Михаил Булгаков вместе с великим итальянским режиссером Федерико Феллини. Люба раздарила все умные книжки, а вместе с ними и своего тайного кумира Шелдона, который слишком трогательно описывал женские чувства и выжимал ненужную слезу. Теперь она считала, что похожа на актрису Немоляеву в молодости, и знакомые с ней соглашались.

Она больше никогда не видела Стаса, да и он не проявлял интереса ни к ней, ни к дочке. От него осталась лишь фамилия, которую Люба сохранила только из-за Насти, а вовсе не ради звучности. Чтобы дать ребенку фамилию матери, требовалось разрешение отца, а она знала, что Стас, несмотря на свое равнодушие к судьбе девочки, никогда на это не согласится. Он сам выбирал изысканное пушкинско-тургеневское сочетание — Анастасия Дубровская.

Игнорируя мамины настояния, Люба не вернулась к родителям, осталась с Настей в своей крошечной квартирке, отдраив ее, выветрив въевшиеся запахи. Много позже, уже с новым мужем, водителем автобуса, добрым и порядочным человеком, они поменяли ее на маленькую смежную «двушку» в Чертанове.

В спокойной обстановке Настя перестала плакать без причины, росла здоровенькой и умненькой и восхищала всех своими рисунками. Любочка закончила несколько профессиональных курсов, стала мастером-стилистом и в последние годы активно ездила на международные парикмахерские конкурсы, иногда привозя оттуда замысловатые дипломы на разных языках. С мамой она помирилась лишь незадолго до ее смерти и вытащила на себе весь кошмар дежурств в онкологическом отделении.

А Стаса и свой первый брак Люба забыла так старательно и крепко, что вполне искренне спросила у Наташи, что за писатель Булгаков. Хотя Булгаков, конечно, ни в чем не виноват.

— Значит, так, — Марина Станиславовна выросла на пороге своего кабинета и призывно помахала листком бумаги, по которому тут же торжественно зачитала:

— Вадим Григорьевич Колосов, Инженерная, восемь, «Дом под парусом» — надо же, чего только не придумают! — квартира сто пятнадцать, черная «хонда-аккорд», номер угу-угу — записан. Работает, по всей вероятности, на дому или не работает. Тяжелый случай. Женат, детей нет, прислуги тоже — бедный, как же это он? Собака бассетхаунд. Знаю, хорошая собачка. Какие еще вопросы?

— Ну, Маринка Станиславовна, ну ты гений! — опомнилась первой Любочка. — Это кто же тебе такое досье собрал? Барбос?

— А то, — польщенно кивнула заведующая. — Я оч-чень попросила. Сказала, что одна наша сотрудница так заинтересовалась этим мужчиной, просто сил нет, а сама подойти стесняется. Ну и жалко девушку, сами понимаете, плачет, ночей не спит.

— И кто ж из нас ночей не спит? — хмыкнула Вика.

— Ты, Карина, — Марина Станиславовна повернулась к администратору.

— Я?..

— Ну, а кому еще? Лена только что пришла, а остальные все замужем.

— Вы, Марина Станиславовна, между прочим, тоже не замужем, — обиделась Карина.

— Ну, для меня твой Вадим слишком молодой. Да и Барбос приревновал бы, ничего делать бы не стал.

— Почему мой Вадим? — почти со слезами выкрикнула Карина под дружный смех. — Для меня он слишком старый!