Мишень для темного ангела - Анна Данилова Страница 6

– Я и так в Москве работаю, – напомнила я ему. – В центре…

– Ты не работаешь, а прозябаешь!

– Ну и ладно… слушай, а после него ничего не осталось? Чем закончилась его почтальонская эпопея? Его так и не поймали?

– Нет. Он был заслуженным работником почты, заслуженным пенсионером и все такое. Жильцы того района, который он обслуживал, любили его, ведь он был очень внимательным, всем помогал, даже, я знаю, деньги в долг давал, без процентов… Общительный, улыбчивый, всегда и во всем был точен, все про всех знал. Бывало, идет по улице, увидит женщину – спрашивает, выздоровела ли дочка, не нужно ли чего… Вот такой он был, мой отец.

– А ты? Расскажи еще про себя!

– Понимаешь, это целое искусство… Ведь через мои руки проходили не только переводы и посылки от частных граждан. Были и серьезные посылки, и пакеты с государственными средствами. Где ослабить или снять завязки со страховых мешков, да чтобы не испортить бирки и сургучные печати, а где отклеить печати с ценных пакетов…

Вот чем я не занимался, так это не грабил пенсионеров. Знаю, что некоторые мои, так сказать, коллеги, украв крупные пенсионные суммы, имитировали разбойные нападения на себя… Уж до такого я, честно тебе говорю, никогда не опускался. Пенсия – это святое.

Я усмехнулась. Действительно, в нашем доме всегда все было, и я не помню случая, чтобы моя мать у кого-то занимала деньги. Мы не шиковали, но и ни в чем не нуждались. Моя мама была социальным работником, занималась пенсиями, пособиями, словом, получала очень маленькую зарплату. Папу я всегда помнила на велосипеде, с сумкой на плече… Почтальон! Да я даже гордилась этим, словно он занимал какой-то пост. Сейчас-то я понимаю, что просто он, в отличие от других родителей моих друзей, был постоянно на виду, приносил важные письма и телеграммы, газеты и журналы. И я всегда знала, что когда вырасту, тоже стану почтальоном. Ну не дал мне господь ума поступать в институты… Да и отец никогда не настаивал. Хотя мог бы…

– Почему ты не настоял, чтобы я пошла учиться после школы?

Угли уже погасли, в воздухе вкусно пахло печеной картошкой и жареной колбасой с дымком.

– Думал, ты пойдешь по моим стопам, я и направлял тебя потихоньку… Но время изменилось, сейчас редко кто отправляет ценные посылки, да и компьютер сделал свое дело… А потрошить посылки, даже применяя специальную технику – не тот масштаб… К тому же сейчас на почтах иногда работают целые группы из стран ближнего зарубежья, и там мне, к примеру, делать уже нечего… Правда, Элечка, я очень жалею, что ты не выучилась и не стала инженером или бухгалтером. С другой стороны, если бы ты не вышла замуж за эту скотину, Олега, который просто поработил, подчинил тебя, может, тогда ты и сама приняла бы решение учиться…

Он был прав. Мой муж Олег, которого я любила, несмотря на то, что он был лентяем, пьяницей и бабником, превратил мою жизнь в настоящий ад. И только после его смерти (он сгорел в бане вместе со своей любовницей), вернувшись домой, к отцу (мамы уже тоже не было), я начала приходить в себя, успокоилась. Квартиру, в которой мы жили с Олегом, быстро прибрала к рукам его сестра. Но это была квартира их родителей, поэтому я и не старалась что-то отсудить.

Жизнь с папой в частном доме, где все твое и где рядом живет человек, который тебя понимает, спасла меня. Два месяца после смерти Олега я просто отсыпалась, и папа ухаживал за мной, варил мне супчики, заставлял гулять на свежем воздухе, а потом он связался со своей знакомой в Москве, и меня устроили работать на почту. Я вставала чуть свет и ехала в Москву. Это была совсем другая жизнь, но какая-то заполненная, правильная, спокойная.

– Значит, мой дед сокровищ никаких не оставил? – спросила я просто так, уже собираясь уходить в дом. Полила из лейки на угли – они издали приятное шипение, дым поднялся к небу…

– Оставил.

Я посмотрела на отца. Он улыбнулся.

– Нам с тобой достались его «почтовые» мозги. Вот только ты пока что никак их не используешь… Нет, конечно, – спохватился он. – Есть у меня кое-что для тебя, так сказать, наследство. Ну, там… золотые монеты, несколько картин немецких авторов (понятия не имею, сколько они могут сегодня стоить, надо бы проверить по Интернету), жемчуг, немного брильянтов…

– Ты что, шутишь? – я даже уронила лейку. – Ты серьезно?

– Вполне, – однако на его лице все еще играла хитрая улыбка. – В стене замурованы!

И он расхохотался. Громко, на весь поселок. И я вместе с ним…

Однако этот разговор оставил в моей душе след. Долгий и яркий. Мои мозги. Что он хотел этим сказать? Мой отец никогда ничего не говорил просто так. Под фразой «почтовые мозги» он подразумевал какую-то связь с почтовым ремеслом, вернее, те возможности, которые передо мной открывает это мое нехитрое ремесло.

Вот уже десять лет я жила вместе с отцом, работая в Москве почтальоном. И за это время ни разу не использовала свое служебное положение. Да мне даже в голову это не приходило. Единственно, что я могла себе позволить, это почитать вечером, в тишине закрытой почты, дорогие журналы, которые выписывали очень немногие подписчики. В основном это были женские, иностранные и ярко иллюстрированные журналы по шитью и вязанию, настоящий клад для тех, кто профессионально занимается этим, или же каталоги интернет-магазинов, тяжелые и толстые, в которые я «проваливалась» с головой, мечтая о покупках «когда-нибудь»… Я очень аккуратно извлекала запаянные в целлофан журналы с помощью ножниц, просматривала их, а потом запечатывала специальным «запайщиком».

Могла еще съесть кусок торта, предложенный мне какой-нибудь одинокой старушкой в благодарность за то, что я принесла ей вовремя пенсию.

Словом, ничего такого, что могло бы мне принести реальную материальную выгоду, я не делала.

И вот буквально на следующий день после моего разговора с отцом я пила чай в квартире одной замечательной старушки, Анны Михайловны, угощалась ее вкуснейшим яблочным пирогом и особенно-то не слушала, о чем она говорит. Эти старушечьи разговоры – такая тоска! Я старалась не засорять ими свою голову, хотя и кивала: мол, да-да, конечно, Анна Михайловна. И вдруг услышала:

– Эльвира Андреевна теперь неизвестно, когда приедет. Не знаю, когда она вернется. Ей там, в санатории, хорошо… Она мне так и сказала: не могу, говорит, Анна Михайловна, оставаться в этой квартире, здесь все напоминает мне о нем… А там мне лучше, я там и сплю хорошо… К тому же там хорошие доктора. Я заплатила за месяц, но, может, останусь еще на один до зимы, до холодов… И спасибо вам, что приглядываете за моими цветами… Раньше они радовали меня, а сейчас… сами понимаете, мне не до них. Если хотите, возьмите их себе…

Казалось бы, ничем не примечательный разговор. Одна женщина уехала отдыхать в санаторий, другая, соседка, ухаживает за ее цветами.

Однако я услышала главное – эту женщину, что уехала, звали Эльвира Андреевна. Поверьте, это довольно редкое сочетание. Она была практически моя полная тезка! Разве что фамилия ее была, как я потом узнала, Норкина, в то время как у меня – Киреева.