Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! - Энтони Гилберт Страница 6

– Почему вы не взяли с собой Фэнни? – спросила Лал.

– Она разговаривала с мистером Рубинштейном, – простодушно ответила Роуз.

Лал открыла рот, собираясь заговорить, но тут вернулся Паркинсон. Это был замечательный молодой человек; через несколько минут атмосфера стала умиротворенной, веселой, искрящейся. Не помню, чтобы он говорил о чем-то, кроме погоды, местного поля для гольфа, намеченного на вечер концерта по радио. Но сразу же представилось нелепым раздражаться из-за того, что Фэнни проведет несколько минут наедине с Рубинштейном, или хотя бы вообразить, будто она хочет отбить Брайди у девушки, которая не сводила с него глаз, если он отходил хотя бы к камину, чтобы стряхнуть пепел с сигареты.

Фэнни и Рубинштейн не спустились к чаю. Остальные покончили с чаепитием и занялись своими делами. Лал пробормотала что-то невразумительное и ушла. Роуз сказала: «Утром мне нужно уезжать чуть свет; пожалуй, пойду собираться», – и я только тут понял, как подействовали на нее эти выходные. Я остался у камина; Грэм направился в столовую и принялся рассматривать ее. Брайди молча ушел, а Паркинсон вернулся в библиотеку. Я остался в холле один.

Я находился там довольно долго, глядя на угли и размышляя о Фэнни, когда услышал откуда-то сверху ее голос. Над залом располагалась площадка между пролетами лестницы, там был глубокий альков с окном, выходящим на тот ландшафт, что был виден из галереи. В тусклом освещении дома – Плендерс, в частности, запомнился мне огромными помещениями с маленькими лампочками – можно было ходить по лестнице, не замечая людей в алькове.

Фэнни сказала: «Таковы мои условия, Норман», – а он ответил твердым тоном: «Фэнни, я отказываюсь их рассматривать».

– Тогда это тупик, – заявила она.

– Не думай, что больше об этом не услышишь, – заверил Норман.

Над площадкой послышались шаги, и из-за поворота появилась Лал.

– В галерее никого из них нет! – сообщила она, задыхаясь от ярости. – Не знаю, где они. Ужас. В этом доме…

– На месте Рубинштейна, – сказал я, – я либо добился бы раздельного жительства с тобой по решению суда, либо отделал бы тебя палкой. Ты несносна, Лал. Не знаю, где твой муж, но Фэнни разговаривает с юным Брайди. Можешь взглянуть на огоньки их сигарет.

Я указал вверх, и в темноте, заполнявшей дом, она увидела две тлеющие красные точки.

– Если нет пирожного, ешь хлеб с маслом, – злобно перефразировала Лал Марию Антуанетту. – Саймон, почему ты сам ничего не сделаешь с ней, раз уж решил быть жертвой? Роуз, бедное дитя, плачет наверху, а Норман Брайди весь день не мог связать двух слов. Разумеется, она играет наверняка. Живет за счет Грэма, а тот человек богатый. Если хочешь знать мое мнение, то он приехал сюда следить за Фэнни.

С площадки послышался какой-то звук, и Брайди спустился к нам. Мне показалось, у него такой вид, словно он только что получил неприятное известие и скорее умрет, чем признается в этом. Фэнни, очевидно, отправилась наверх. У нас завязался разговор, как обычно бывает в таких случаях, а потом Лал, сказав что-то о Роуз, ушла, и мы остались вдвоем. Думаю, единственный общий интерес для нас представляла Фэнни, но говорить о ней нам было неловко. Через минуту Брайди двинулся в курительную, вход туда открывался из холла, я последовал за ним.

– Ночь будет отвратительная, – заметил Брайди, подойдя к окну и выглянув наружу. – Поднимается туман.

Отойдя от окна, он рассказал о случае с туманом в море, которому был очевидцем; рассказывал хорошо, немногословно, с неповторимым своеобразием, присущим его работе и жестам.

– Я пробовал фотографировать в тумане, – сказал он. – Можно получить впечатляющие результаты. Ограду из полудюжины жердей перед одним из тех высоких стандартных домов, какие можно встретить повсюду в Лондоне, жерди очень толстые, свет за ними представляет собой тонкую, еле видимую завесу, люди движутся, словно тени…

Из холла донесся голос Паркинсона, в нем звучало удивление:

– Как, ты уезжаешь? Что случилось?

– Мне позвонили по телефону, – объяснила Фэнни. – Я должна вернуться сегодня вечером.

И сразу же показалось, будто вся жизнь, все возбуждение и романтика покидают этот дом. Члены нашей компании стали такими же неотличимыми друг от друга, как листья одного дерева. Яркость и живость мира уйдут в непроглядную ночь вместе с Фэнни. Но сейчас она стояла в холле возле камина и застегивала пальто. Шляпу держала в руке.

– Сегодня вечером уехать нельзя, – возразил Брайди. – Видела, какая погода?

– Сэмми отвезет меня, – сказала Фэнни, казалось, растерявшая все крупицы совести, какие у нее были.

– Это рискованно, – заметил Брайди.

Паркинсон пожал плечами и направился в библиотеку. Не ему было спорить с причудами работодателя. Я подошел к овальному столу, за которым мы пили чай, и остановился. В ту минуту главной моей эмоцией был гнев. Лал, Брайди, Роуз, да и я, разумеется, нервничали, а Фэнни было наплевать. Она даже не ставила себе целью вывести нас из себя. Просто делала то, что ей нужно.

– Найти работу наперсника Лал – большая удача? – пренебрежительно спросила она, натягивая толстую перчатку с крагами.

– Ты совершенно бесцеремонна, Фэнни! – воскликнул я.

Фэнни не обиделась, лишь пожала плечами.

– Почему ты хочешь испортить отношения между Брайди и Роуз Пейджет? – продолжил я. – Ты ведь не собираешься за него замуж?

– Нет, – подтвердила Фэнни.

– Тогда ради соблюдения приличий могла бы оставить их в покое. Но приличия тебя никогда не заботили. Будь ты моей женой, Фэнни, я бы избил тебя. Кстати, ты согласишься? Я имею в виду – стать моей женой?

Эти слова не могли удивить Фэнни больше, чем меня самого. Их не было у меня ни на уме, ни в воображении. Ничто не могло быть дальше от того типа жены, какую я хотел бы иметь, если только женюсь, чем эта будоражащая, ненадежная, недосягаемая Фэнни. Мужчинам в сорок восемь лет нужно немного покоя; женитьба на ней походила бы на бурю в обнесенном стеной саду. Это все равно, что жениться на электрическом угре. Не успела Фэнни ответить, как я произнес:

– Разумеется, я шучу. Тебе хотелось бы этого не больше, чем мне.

Фэнни наклонилась, чтобы прикурить сигарету, и наши взгляды встретились.

– «Не следует играть с чужими душами. Важно спасать свою», – процитировала она. – А если б я сразу же ответила «да»?

– Я поймал бы тебя на слове, – улыбнулся я, – и по крайней мере заслужил бы сочувствие большинства людей в этом доме. А ты не поехала бы обратно в город вечером.

Фэнни засмеялась.

– Я не собираюсь замуж, – заявила она. – Я давно уже спланировала свою жизнь.

– И мне в этом плане места нет?

– Ни малейшего, дорогой Саймон. Сэмми заставляет себя ждать.

– Рубинштейн повезет тебя в город? – воскликнул я. – Он сломает себе шею. Видела, какая ночь?