Томка и рассвет мертвецов - Роман Грачёв Страница 6

Ладно, что будет, то будет.

Мужчин двое. И они действительно зашли с двух сторон. Тот, что справа, стоит на углу стеклянной перегородки. Он высок, худощав, в легкой спортивный куртке. На голове шапочка. Отвратительная черная вязаная шапочка, какие он всегда терпеть не мог. Предмет мужского гардероба, максимально обезличивающий его носителя. Под этой шапочкой не видно человека. И гопники из неполной средней школы, и кандидаты наук выглядят в них совершенно одинаково. Ну, надень ты стильную кожаную кепку, они тоже бывают теплые! Есть даже с опускающимися ушами. Нет, натянут эти шапки на глаза и смотрят на тебя тяжелым взглядом.

«Урод», — успевает подумать Изгой и отводит взгляд. Не может он смотреть в упор на незнакомого человека. Ему кажется, что если он не будет смотреть, то и его не заметят.

Но слева стоит еще один. Пониже ростом, в плотном тулупчике по пояс. В такой же шапчонке. Что-то демонстративно жует, издавая поросячье чавканье. Руки в карманах.

Стоят и смотрят оба. Чего-то ждут.

Изгой опускает голову и глядит прямо перед собой, насупившись. Коли уж они тут нарисовались нежданно-негаданно, пусть первые декларируют свои намерения.

Долго ждать не пришлось.

— Бродяга, — говорит тот, что справа. В низком и немного грубоватом голосе не слышно никакой неприязни. Скорее, любопытство. Так Данила Багров, сидящий на мосту у озера Мичиган в Чикаго, встречает появление непутевого братца.

— Определенно, — отзывается второй парень.

Это слово режет слух. И не только слово, но и интонация. Голос приятный, легкий, располагающий к общению. Столь откровенный контраст внешности и содержания удивляет Изгоя настолько, что он обращает свой взор к говорившему. Парень улыбается, продолжая чавкать жевательной резинкой.

На приветствие незнакомцев нужно как-то ответить.

— Хм, — говорит Изгой.

— Пьян как сволочь, — констатирует Правый незнакомец.

— Безусловно.

Те же добродушные интонации, то же неприкрытое любопытство.

Изгой усмехается, также стараясь подчеркнуть добродушие. Несмотря на оптимистичное начало, разговор может обернуться чем угодно — и ограблением, и избиением, и даже убийством.

Оба парня почти синхронно делают шаг вперед. Присаживаются на скамейку, зажимая Изгоя с двух сторон. Ему очень не нравится такая расстановка, но попробуй возрази. Единственное, что он может сделать, это встать и попытаться удрать, но вот дадут ли? К тому же, это будет выглядеть как слишком откровенное трусоватое бегство.

Стыдоба.

— Хм, — повторяет Изгой, продолжая смотреть в асфальт перед собой. Боковым зрением замечает, что парни таращатся на противоположную сторону проспекта Ленина — ту, что сияет призывными огнями.

Лживые огни. До утра не откроются ни магазин, ни закусочная.

— Что, брат, совсем хреново? — спрашивает Левый.

Изгой вздрагивает. Вопрос адресован непосредственно ему. Надо как-то отвечать.

— Хм, — кивает он.

— И никакого света в конце тоннеля?

Изгой пожимает плечами.

— Сомнения обнадеживают. — Левый вынимает руки из карманов, и Изгой видит в них пачку сигарет и очень дорогую зажигалку, отражающую свет фонарей. Парень неторопливо закуривает, выпускает вверх струю дыма и лишь затем продолжает: — Блаженны те, кто, будучи уверенными в тщетности усилий, все равно продолжают свой путь вперед.

— Аминь, — поддакивает Правый и тоже закуривает. Оба продолжают созерцать рекламные огни обувного магазина и закусочной.

Изгой, наконец, находит в себе смелость подать голос.

— Вы… хто?

Получается не ахти. Горло будто забито щебнем, который можно выгрести лишь экскаватором. Он прокашливается, втягивает носом воздух и повторяет попытку:

— Вы кто? И чего…

— «Чего надо», хочешь спросить? — усмехается Левый.

— Ну… типа.

Левый отвечает не сразу, все смотрит и смотрит на закусочную. Наверно, тоже голоден. Наконец, он пожимает плечами и оборачивается.

— Боишься?

— Ну… не знаю. А чего…

— Чего бояться? Ограбят, побьют, зарежут, изнасилуют.

На последнем слове сердце Изгоя застывает в груди.

— Я гляжу, — продолжает Левый, — у тебя и часики симпатичные, и бумажник в заднем кармане оттопыривается. Нашел где носить, дурашка. Телефон-то не потерял? Вот только одет ты не по сезону, брат. Не замерз?

Изгой молчит. Разговор откровенно выруливает на неприятную тему. Благодушие стремительно тает. Похоже, не повезло ему сегодня окончательно. И начался этот вечер по-дурацки, совсем не так, как он планировал, и продолжился в дурмане. И вот теперь справедливый финал. Поспешил он с благодарностями в адрес своего Ангела-Хранителя.

Изгой уже мысленно прикидывает варианты своего бегства (дать деру через проспект, а там дворами выскочить к ментовскому райотделу, или исхитриться юркнуть в переулок позади остановки), когда Правый глубокомысленно изрекает:

— И зассал наш герой самым неподобающим образом. Аминь.

На левое плечо бедолаги тут же ложится рука.

Крепкая, черт.