Превратности любви - Юлия Шилова Страница 6

И уж тем более — хищницы. С одной такой девицей ему пришлось иметь дело в студенческие годы, насилу отбился. Девица — приезжая откуда-то из Сибири, во что бы то ни стало желала стать столичной жительницей и Егор представлялся ей именно тем человеком, который может этот статус обеспечить на законных основаниях.

— А вы чем занимаетесь, Егор? — услышал он голос Изольды.

— Я дизайнер.

— Довольно широкое понятие. Дизайнер чего?

— Ювелирных изделий.

— Как романтично! Обожаю ювелирку!

Он невольно перевел взгляд на ее руки и отчетливо увидел, что обручального кольца нет. Было несколько колец с камнями, тяжелый, вычурный браслет и неожиданно миниатюрные часики, в которых наметанный глаз Егора тут же определил дешевую азиатскую подделку.

— У вас очень красивые руки, — вырвалось у него, опять-таки совершенно неожиданно.

Изольда только улыбнулась. Наверное, она привыкла к подобным комплиментам.

— Драгоценности… Об этом можно написать прекрасное стихотворение, — как бы про себя произнесла она.

Егор промолчал. Стихи он, в принципе, любил — классические. В родительской библиотеке были и Блок, и Пастернак, и Есенин, и Маяковский и, конечно же, Пушкин, Лермонтов, Фет, Тютчев. Были и известные советские — Евтушенко, Вознесенский, Рождественский.

Но Егор как-то не представлял себе, что можно вот так — через маленький столик в купе — беседовать с женщиной, которая пишет стихи и даже публикует их. С поэтессой. Пишущие люди всегда представлялись ему какими-то инопланетными существами. Небожителями.

— Кстати, я вспомнила чудесное стихотворение о времени, — продолжила Изольда, не дождавшись ответной реплики Егора. — Кажется, это Маршак… только вот его собственные или перевод? Ну, не суть. Хотите послушать?

Егор кивнул, не вполне, впрочем, понимая, хочет он слушать стихи или нет.

Изольда начала читать очень тихо, почти без интонаций. И Егор почувствовал, что уплывает куда-то очень далеко, покачиваясь на волнах этого размеренного голоса:

«На всех часах вы можете прочесть Слова простые истины глубокой: Теряя время, мы теряем честь. А совесть остается после срока. Она живет в душе не по часам. Раскаянье всегда приходит поздно. А честь на час указывает нам Протянутой рукою — стрелкой грозной. Чтоб наша совесть не казнила нас, Не потеряйте краткий этот час. Пускай, как стрелки в полдень, будут вместе Веленья нашей совести и чести!»

— Правда, красиво? — осведомилась она уже своим обычным голосом.

— А? — словно бы очнулся Егор. — Да, очень красиво. Вы читаете очень красиво и… необычно.

— Правда? — неожиданно тоном маленькой девочки переспросила Изольда? — Вам правда нравится? Хотите еще?

И, не дожидаясь ответа, вновь начала декламировать какие-то стихи. А Егор, словно завороженный, смотрел на ее красиво очерченные губы, на полузакрытые глаза и чувствовал, что его захватывает какой-то непонятный поток и уносит, уносит, уносит…

Когда он снова стал нормально воспринимать окружающую действительность, за окнами вагона уже начало светать. Егор непроизвольно глянул на часы: через три часа поезд прибудет в Санкт-Петербург. О том, чтобы поспать хоть немного, не приходилось и думать.

А Изольда сидела напротив него такая бодрая и свежая, будто и не было этой бессонной ночи. Скоро они расстанутся, больше он никогда ее не увидит и не услышит…

Егор почувствовал, что ему причиняет боль сама мысль об этом и страшно удивился. Да что с ним такое, в самом деле?

— Пойду, покурю, — сказал он по возможности непринужденно.

Сигаретный дым на секунду-другую вызвал слабость и тошноту — усталость все-таки сказывалась. Но тут же он почувствовал прилив энергии: никотин сработал. И на волне этого прилива он вдруг решил, что попросит у Изольды номер телефона — так, на всякий случай. Конечно, в Питере у него и так хватит дел, но… кто знает?

И уж в любом случае у него не будет этого неприятного ощущения потери. Он сможет позвонить, поговорить, может быть, даже увидеться. Хотя… зачем им видеться? Он не так уж любил стихи, чтобы слушать их часами. И эта экзотическая, хрупкая женщина-птица была не только привлекательна, но и как-то неуловимо опасна. Оно ему надо?

Так и не решив ничего окончательно, Егор умылся ледяной водой, прополоскал рот, чтобы прогнать неприятный привкус, пригладил волосы. Зеркало над умывальником в туалете показало ему замкнутое, немного усталое, но вполне обычное лицо, которое он привык видеть каждое утро. А ему казалось, что он стал совсем другим…

Когда Егор вернулся в купе, Изольда уже снова переоделась в свитер и брюки. Ее лицо как будто бы стало еще свежее и ярче. Или ему это только показалось? В любом случае, силы этой хрупкой с виду женщины казались неисчерпаемыми.

— Вот, — сказала она, протягивая ему глянцевую белоснежную карточку. — Тут все мои телефоны. Вдруг вы захотите еще поговорить… Вы необыкновенный собеседник, Егор, мне никогда еще не доводилось такого встречать.

Словно загипнотизированный, он взял визитную карточку Изольды и достал свою. Очень стильную карточку — белые буквы на матовом черном фоне. Изольда оценила это по достоинству:

— О, как необычно! Я люблю черный цвет, так элегантно… Спасибо, Егор.

И ему стало легче на душе, словно два кусочка картона, которыми они обменялись, протянули между ними какую-то ниточку. Теперь-то он ее не потеряет безвозвратно. А если в Питере у них обоих выдастся свободный вечер…

Егор очнулся от воспоминаний, обнаружил, что прошло не меньше двух часов, как он сидит за рабочим столом. На экране давно уже красовалась заставка, а он этого даже не заметил. Нажал на клавишу, хаотическое сплетение и кружение разноцветных линий прекратилось. Кажется, можно было все-таки приступить к работе, но перед этим неплохо было бы покурить…

В курилке его и застал звонок мобильного телефона. Он глянул на дисплей и непроизвольно поморщился: Ида. Пробудилась и жаждет общения. А вот ему этого сейчас меньше всего хочется. Но если не ответить на звонок… Нет, лучше уж не связываться.

— Егорик, — услышал он нежный голосок Иды, — ты уже определился?

Идиотское уменьшительное имя, которое он терпеть не мог! Идиотская манера говорить экивоками! Идиотская привычка дергать его двадцать раз на день!

— Ида, я работаю, — с трудом сдерживаясь, ответил он. — У тебя что-то срочное?

— Просто я проснулась и соскучилась по тебе.

— Тебе не нужно сегодня на работу?

— Какое это имеет отношение к разговору?

Голос не перестал быть нежным, но в нем появились новые нотки, не предвещавшие ничего хорошего.

— Я тоже по тебе соскучился, — быстро и неискренне сказал Вадим.

— Да? Как мило! А в суде ты был?