Беглая монахиня - Филипп Ванденберг Страница 6

Мельхиор пощупал мокрое насквозь платье Магдалены и знаками дал ей понять, что она должна следовать за ним, если не хочет заболеть и умереть.

— Но ведь вдова меня прогнала! — напомнила Магдалена.

Слуга пренебрежительно махнул рукой, что должно было означать: предоставь дело мне! И добавил, используя другой жест: «Пошли!»

Заглушив зародившиеся было в душе сомнения, Магдалена последовала за глухонемым на другой берег речки. Уже смеркалось, и тишина, опустившаяся на широкую долину, заставила девушку замолчать.

Магдалена и Мельхиор осторожно приблизились к сараю, расположенному справа от господского дома. Батрак сделал де-пушке знак подождать снаружи и вести себя тихо, затем крепким ударом ноги открыл деревянные ворота и исчез внутри.

Через неплотно притворенную дверь потянуло теплым воздухом. Запах был кисло-сладкий, так пахнет сено после грозы. Магдалена вдруг почувствовала неодолимое желание хотя бы одну ночь провести в сухом месте. Она мерзла в своей насквозь промокшей одежде. После бесконечного ожидания — во всяком случае, так ей показалось — Мельхиор просунул голову в щель и, приложив палец к губам, подал знак идти за ним.

Серединный проход сарая, шириной как раз с двустворчатые ворота, был заставлен, насколько можно было различить в темноте, множеством телег с высокими колесами и разным деревянным инструментом вроде борон и плугов, пройти через которые было не так-то просто. Мощные балки с обеих сторон поддерживали чердачное перекрытие. Перед одной из балок Мельхиор остановился. Как ветви мощной ели, справа и слева из балки торчали колья толщиной с большой палец, образуя подобие лестницы.

Мельхиор полез первым. Примерно на середине он остановился и посмотрел вниз, издав при этом гортанный звук. Магдалена сразу поняла, что он хотел сказать: «Лезь! Делай, как я!»

В детстве для нее не существовало чересчур высоких деревьев, чересчур широких ручьев и чересчур глубоких прудов. Она ничего не боялась. Но это было очень давно. Сейчас ее сковывали страх и усталость от семидневной дороги. Она помедлила, борясь с желанием убежать. Но тело вдруг вспомнило пронизывающий холод и мокрый мох, которые ожидали ее ночью в лесу, и она поставила ногу на первую перекладину. Еще ребенком она усвоила, что, собирая яблоки, нельзя глядеть вниз, и так, осторожно перебирая руками, залезла на самый верх сеновала, откуда Мельхиор протянул ей руку.

Площадка под чердачными балками была выстлана сеном и производила впечатление уже обжитого ночного ложа. Из дальнего угла в нос ударило ужасное зловоние. Через щели между черепицей проникал скудный свет. Мельхиор с довольным видом кивнул ей, потом с кошачьей ловкостью слез вниз и снова исчез.

Со двора доносился собачий лай, а из хлева напротив слышалось мычание голодных коров. Магдалена закрыла глаза. Впервые после своего бегства из монастыря она почувствовала себя в безопасности. Ей не нужно было прислушиваться к каждому звуку. Девушка задремала, и в воображении ожили воспоминания детства, когда она одна-одинешенька бродила по окрестным лесам в поисках грибов, ягод и лечеб-ных трав. Ей попадались как ядовитые, так и вкусные, ароматные. Именно Мельхиор научил ее тогда разбираться в лесных богатствах и отличать съедобное от несъедобного.

Однажды поздней осенью она вдруг столкнулась в лесу с бородатым мужчиной в поношенной монашеской одежде, с грубым мешком за плечами. Он приветливо улыбался ей. Она хотела убежать, но взгляд мужчины парализовал ее. Она словно окаменела, а монах жестами объяснил ей, что он странник и что он заблудился. Тогда она привела его домой. И отец ее тоже был заворожен молчаливым незнакомцем.

Вскоре вернулся Мельхиор с корзиной и мигающим фонарем, которые он прицепил на пояс, чтобы освободить руки. Поставленный на пол фонарь отбрасывал длинные тени на балки. Из корзины Мельхиор извлек спрятанную под шкурой краюху хлеба, наполовину обугленную, какую обычно давали слугам, кусок ароматной солонины, две редьки и пузатый глиняный кувшин с водой.

Магдалена вдруг почувствовала, что голодна. Не слишком избалованная скупой монастырской едой, она целую неделю прожила на подножном корму и не чувствовала голода. Сейчас же голод стал нестерпимым. Она с жадностью вырвала из рук батрака хлеб и мясо и проглотила все с прожорливостью дикого зверя. Утолив первый голод, она застыдилась и молча посмотрела на Мельхиора, прося прощения за свою несдержанность. Но парень прекрасно понял ее, какие уж тут извинения!

Заметив, что Магдалена дрожит от холода, Мельхиор, пригнувшись, притащил ворох сена и разложил перед ней.

Потом показал знаками, чтобы она сняла мокрое платье, он посушит его на сене, а она может прикрыться шкурой.

Не испытывая ни капли смущения, Магдалена сняла с себя одежду. Мельхиор накинул ей на плечи шкуру и набросал вокруг сена, чтобы защитить от вечерней прохлады. В детстве она нередко пряталась летом в сене, спасаясь от преследований своего бешеного братца. И часто находила спасение в объятиях Мельхиора. Он был единственным в ту пору, кто мог приголубить ее. И сейчас ничего не изменилось.

Пока Магдалена молча предавалась своим воспоминаниям, глаза ее стали слипаться. Наконец она взбила себе из сена подушку и улеглась спать. Собственно, она хотела сообщить юноше, что смертельно устала и хотела бы немного отдохнуть, но на это у нее уже не было сил. Магдалена мгновенно уснула.

Она не знала, сколько времени проспала под шкурой, когда вдруг проснулась от неприятного покалывания в носу и нестерпимой вони. Магдалена тут же распахнула глаза.

Сначала ей показалось, что восходящее солнце светит ей прямо в лицо. Прошли томительные секунды, прежде чем она поняла, что произошло: сальная свеча в деревянном фонаре догорела и подпалила фонарь и дощатый настил. В любой момент могло вспыхнуть сено.

Рядом лежал недвижимый Мельхиор. Лишь легкое подрагивание лица говорило о том, что он жив.

Магдалена отбросила шкуру Как была обнаженная, она попыталась растрясти спящего батрака.

— Мельхиор! — кричала она. — Мельхиор, просыпайся, пожар!

Он с трудом открыл глаза. И когда ему, еще сонному, стало ясно, что происходит, он издал устрашающий вопль. От вида пляшущих языков пламени его лицо исказилось, а мощное тело содрогнулось, подобно телу дикого кабана, в которого только что вонзилось охотничье копье. На какие-то жуткие секунды он застыл в этом состоянии, потом вдруг вскочил, схватил платье Магдалены и швырнул его вниз. Вслед за ним полетели ее сандалии и льняной чепец, которым она прикрывала свою бритую голову.

— Спускайся! — вдруг услышала она голос юноши. — Скорее!

Она не понимала, что происходит, и решила, что едкий дым затмил ее разум, а голос Мельхиора ей почудился.

— Да иди же наконец! — нетерпеливо крикнул Мельхиор, подталкивая Магдалену к лестнице. Зловонный дым и все ближе подступающие языки пламени не оставляли ей времени, чтобы устыдиться своей наготы. Мельхиор ринулся вслед за ней. Внизу Магдалена натянула платье, надела чепец и обувь, затем вопросительно посмотрела на батрака. Он отворил задние ворота сарая, схватил Магдалену за руку и потащил за собой наружу.