Любовь, похожая на смерть - Андрей Троицкий Страница 6

Стас высыпал в рот горсть орешков, помолчал и сказал, что Алла была привязана к этому субъекту; говоря прямо, она его любила. И была готова на любые безрассудства, лишь бы оставаться рядом с Карловым. Теперь сложно и бессмысленно разобраться в ее чувствах, потому что женские чувства – это некая субстанция, которая не поддается анализу. Факт, что после трагической гибели Карлова она терзалась чувством вины. Гастрольный тур по Америке – это ведь ее затея. И организовал всю эту байду ее отец. Если разобраться, вины Аллы, даже косвенной, тут нет. Но все же…

Русское консульство уладило все формальности, тело самолетом отправили в Москву. В это время Алла сидела в гостиничном номере и лила слезы. У нее не осталось душевных сил, чтобы сопровождать покойного певца. Она натурально завяла, как цветочек в пустыне. Потом впала в депрессию, пять дней ничего не ела, ни с кем не разговаривала, не выходила из номера. А жила она не в «Хилтоне» – во второразрядной гостинице в Бруклине. Все эти дни Алла пребывала в каком-то странном оцепенении, сутками сидела на койке, таращилась на противоположную стену, будто телевизор глядела. Отец дважды навещал ее.

На восьмой день старик забеспокоился всерьез и решил, что шутки кончились. Алла может напустить в ванну горячей воды, насыпать соли, помыться, а потом перерезать себе вены. Он серьезно занервничал. Понятно, под угрозой жизнь единственной дочери, позднего ребенка, на которого они с покойной женой всю жизнь молились.

После разговора с отцом Алла не стала возражать против госпитализации. Казалось, она боялась себя. Выслушала отца и сказала, что так, наверное, будет лучше. Правда, поставила одно условие: это должна быть обычная муниципальная больница, а не частная клиника для детей миллионеров, спятивших от развеселой жизни. И на этот раз она оказалась в своем репертуаре: не упустила случай подчеркнуть, что не выносит тепличных условий, что она сама себе хозяйка. И не нуждается в особом отношении врачей, которое можно купить за отцовские деньги.

Похоже, страхи Носкова были не напрасными. Когда приехала «Скорая» и Аллу вынесли из гостиницы на носилках, она выглядела неважно. Краше в гроб кладут. В больнице ее напичкали транквилизаторами, она проспала почти трое суток. Потом вроде как стала понемногу приходить в себя. Врач говорит, что Алла не страдает тяжелыми психическими заболеваниями, паранойей или шизофренией. Она не эпилептик, в крови не обнаружены наркотические вещества или галлюциногены вроде LSD. Любой человек с неустойчивой психикой может слететь с нарезки в результате тяжелой эмоциональной травмы и мнимого комплекса вины. Нужно правильно подобрать лекарства и запастись терпением.

Аллу держат в больнице две недели, босс хочет, чтобы дочь осталась там еще дней на десять. Но здесь не лечат здоровых людей, даже если это лечение оплачено вперед. Короче, скоро Аллу выпишут. Она собирается сразу же вылететь в Москву, ни в какую не желает задерживаться в Штатах ни на день. Тут старик ничего не может сделать. Или просто играет в деликатность. Он просит, чтобы еще пару недель рядом с дочерью были люди, которым он доверяет. Поддержали Аллу морально, позаботились о ней, если опять начнутся эти странные приступы. Еще старик думает, что в депрессию Аллу вгоняет затянувшийся бракоразводный процесс.

* * *

Девяткин встретился взглядом со своим первым помощником и другом старшим лейтенантом Сашей Лебедевым, прибывшим на место происшествия одним из первых.

– А что накопал мой лучший оперативник? – улыбнулся Девяткин.

Физиономия старлея оставалась кислой, он топтался в стороне и думал о том, что суточное дежурство закончилось полтора часа назад, в шесть утра. Но рабочий день наверняка затянется до обеда. И он не успеет на очень важную тренировку по классической борьбе. Лебедев выступал в супертяжелом весе. На ведомственных соревнованиях МВД он уже по два-три раза положил на лопатки всех сильных соперников. И теперь мечтал блеснуть на открытом чемпионате Москвы.

Он вразвалочку подошел к Девяткину и одернул полы куцего пиджачка, тесно обтягивающего широченную спину и плечи. Потрогал разбитый на прошлой тренировке глаз, под которым красовался плохо припудренный фиолетовый синяк.

– М-да, физиономия у тебя еще та, – сказал Девяткин. – Если бы я не знал, что ты оперативный сотрудник милиции, то арестовал бы тебя. Да, да… За твой бандитский вид. Ладно… Надо будет прочесать территорию вот от того здания до забора. Построишь милиционеров в цепочку. Начнете, когда увезут труп.

Лебедев молча поднес огромный кулак к груди Девяткина, разжал пальцы. На ладони лежала связка ключей и черный брелок с серыми кнопочками. Эта штука включала и отключала автомобильную сигнализацию.

– Ключи нашел возле дорожки в траве, – сказал Лебедев. – А машина вон там, за забором стоит. Я прошелся вдоль улицы, потыкал пальцем в брелок. И одна из машин, голубая «Ауди» последней модели, запищала.

– Кому принадлежит машина, выяснил?

– Номер пробивал по нашей базе данных, – Лебедев рассчитывал, что его сообщение произведет на начальника должное впечатление, и нарочно тянул с ответом. – Да, пробил. Такое дело получается…

– Говори, не тяни душу.

– Это Алла Носкова, жена известного бизнесмена Леонида Солода, – выпалил Лебедев. – Того самого богатея, который до сих пор значится в милицейской картотеке оперативного учета как преступный авторитет. Судимостей на нем нет, но крови, говорят, много.

Девяткин хмыкнул, переваривая неожиданное известие.

– Что ж, это из серии «богатые тоже плачут», – сухо ответил он. – Еще что-нибудь?

– Вот. Подобрал.

Лебедев вытащил из кармана записную книжку, раскрыл ее на середине. К одной из чистых страничек прилепился прямоугольный кусочек бумаги, еще влажный. Старлей нашел мокрую, скатанную в шарик бумажку в нескольких шагах от валявшихся на земле ключей. Поднял, развернул и положил в записную книжку, чтобы бумага разгладилась и просохла. Теперь на ее светло-желтой поверхности отчетливо проступили фиолетовые буквы и цифры.

Железнодорожный билет на пригородный поезд, следующий от Киевского вокзала до пятой зоны. То есть по билету можно доехать до любой из нескольких станций, удаленных от города на пятьдесят-шестьдесят километров. Куплен вчера в одиннадцать сорок вечера в автомате у Киевского вокзала. Девяткин подумал, что ключи от машины – просто подарок судьбы. Теперь личность убитой, можно сказать, установлена. Значит, половина расследования позади. А вот железнодорожный билет, скорее всего, к делу отношения не имеет. Бумажку принесло ветром, или кто-то из прохожих выронил из кармана…

– Дай-ка еще раз глянуть, – сказал он Лебедеву. – Так… Билет действителен сутки. Странно… Зачем покупать билет, не использовать его, а бросить в парке на другом конце города? Ты вот что, Саша, отправляйся на Петровку. Выясни, до каких станций пятой зоны можно доехать по этому билету.

– Еще что-нибудь? – Лебедев подумал, что на тренировку точно не попадет.

– Да. Свяжись с управлением внутренних дел Московской области. И линейным отделом железнодорожной милиции. Поинтересуйся, может, прошлой ночью на одной из станций пятой зоны что-нибудь случилось. Ты понимаешь, о чем я. Поножовщина, грабеж… И еще: может, были происшествия в вагонах ночных электричек. Оставь отчет у меня на столе и беги на тренировку.