Тайные убийцы - Роберт Уилсон Страница 6

Севилья

6 июня 2006 года, вторник, 02.00

Консуэло Хименес сидела у себя в кабинете, в своем главном ресторане, расположившемся в самом центре Ла-Макарены — одного из старых рабочих районов Севильи. Она пребывала в состоянии острой обеспокоенности, и это состояние не смогли исправить три большие порции «макаллана», [11]который она привыкла пить в это время суток. Не помогла и сегодняшняя случайная встреча с Хавьером в дверях кафе; ей стало еще хуже от сознания того, что он ужинал всего в десяти метрах от того места, где она сейчас сидит. Его визитка лежала перед ней на столе.

Она с ужасающей ясностью осознавала свое психическое и физическое состояние. Она была не из тех, кто, погрузившись в пучину отчаяния, теряет контроль над собственной жизнью и, сам того не замечая, начинает предаваться буйству саморазрушения. Нет, она более придирчиво и непредвзято относилась к себе. Настолько непредвзято и отстраненно, что иногда мысленно смотрела сверху на собственную светловолосую голову, в которой ум словно бродил среди обломков ее внутренней жизни. Это было очень странное ощущение: для своего возраста она была в превосходной физической форме, к тому же по-прежнему сосредоточенно занималась своим бизнесом и, как всегда, прекрасно одевалась, но… как бы это сказать? Она не могла найти слов, чтобы описать то, что происходит внутри нее. Она могла описать это разве что кадрами из документального фильма, где рассказывалось о глобальном потеплении: основа древнего ледника таяла от необычно сильной летней жары — и вдруг, без предупреждения, вся эта ледяная громада с долгим грохотом обрушивалась в близлежащее озеро. При этом у нее внутри все словно бы обрывалось, как в кошмаре, и это подсказывало ей, что с ней тоже может случиться что-то подобное, если она в самое ближайшее время не начнет действовать.

Стакан с виски пропутешествовал к ее рту и затем опустился обратно на стол, движимый рукой, которую она не ощущала своей. Она была благодарна эфирно-жгучему жалу алкоголя, которое напомнило ей, что ее органы чувств по-прежнему действуют. Она поиграла с другой визиткой, переворачивая ее, потирая большим пальцем вытисненные на ней имя и профессию. Управляющий постучался и вошел.

— Мы закончили, — сообщил он. — Через пять минут закрываемся. Здесь все сделано… вам лучше пойти домой.

— Тот человек, который приходил… один из официантов сказал мне, что он снаружи, у входа. Вы уверены, что он уехал?

— Я уверен, — ответил управляющий.

— Я выйду через боковую дверь, — сказала она, посмотрев на него своим твердым профессиональным взглядом.

Он ретировался. Ей стало неудобно. Он хороший человек, знает, когда требуется помощь и когда эту помощь невозможно принять. То, что происходило в душе у Консуэло, было слишком личным, чтобы улаживать это в обычной беседе хозяина и управляющего после работы. Речь здесь шла не о трудных клиентах или неоплаченных счетах. Речь шла… обо всем.

Она снова взяла в руки визитку. Карточка принадлежала психоаналитику Алисии Агуадо. За эти полтора года Консуэло шесть раз договаривалась с ней о приеме, но ни разу не явилась. Назначая встречу, она всякий раз представлялась другой фамилией, но Алисия Агуадо после первого же звонка научилась узнавать ее по голосу. Ничего странного. Она слепая, а у слепых сильнее развиваются остальные органы чувств. Во время двух их последних разговоров Алисия сказала: «Если вам когда-нибудь понадобится со мной встретиться, обязательно позвоните. Я найду для вас время когда угодно — хоть рано утром, хоть поздно вечером. Вы должны понять, что я всегда готова помочь вам». Ее это поразило. Алисия Агуадо все знала. Даже самые ледяные профессиональные интонации Консуэло выдавали ее отчаянную потребность в помощи.

Ее рука дотянулась до бутылки и наполнила опустевший бокал. Виски окутало ее сознание. Она тоже знала — знала, почему хочет встретиться именно с этим психоаналитиком: Алисия Агуадо консультировала Хавьера Фалькона. Когда Консуэло случайно столкнулась с ним на улице, это было как напоминание. Но напоминание о чем? Об «интрижке», которая у нее с ним была? Она предпочитала называть это просто интрижкой, потому что так это выглядело со стороны: несколько дней, завершавшихся ужином и необузданным сексом. Но она прекратила это, потому что… Скорчившись в кресле, она терзалась воспоминаниями. Как она ему тогда это объяснила? Сказала, что влюбленность вызывает в ней ощущение безнадежности? Что, пока длятся такие отношения, она превращается в кого-то еще? Так или иначе, она придумала тогда что-то, на что невозможно было ответить, и отказалась видеться с ним и отвечать на его звонки. А теперь он вернулся, словно давая ей еще один повод начать действовать.

Она не в состоянии была игнорировать и еще одно психологическое явление, которое с недавних пор беспокоило ее куда больше. Обычно это случалось в те непродолжительные моменты, когда она не работала со своей обычной страстной, почти маниакальной энергией. Когда она отвлекалась от дел или уставала к концу рабочего дня, в голове у нее возникали мысли о сексе, и это было как вторжение ночного грабителя. Она представляла себе бурные романы с незнакомцами. Фантазии влекли ее к грубым, возможно даже, опасным мужчинам, и в этих вполне порнографических сценах она играла главную роль, проделывая почти невероятные вещи. Она всегда терпеть не могла порнографию, находя ее и какой-то омерзительно биологической, и скучной, но теперь, несмотря на отчаянные попытки усмирить себя силами разума, она понимала, что волей-неволей возбуждается: сдавливало горло, рот наполнялся слюной. Сейчас это произошло снова, хотя ее мысли были заняты совсем другим. Она резко откинулась в кресле, швырнула визитку Агуадо в отверстый зев сумочки, схватила сигареты, закурила и начала шагать по кабинету, делая слишком быстрые и глубокие затяжки.