Мы из Конторы - Андрей Ильин Страница 6

Никого полковник Городец не предавал.

По крайней мере, так он считал. Наверное, совершенно искренне.

Просто однажды в незнакомой компании он изрядно перебрал дармовой водки и стал хвастаться мощью вооруженных сил России перед всякими там блоками НАТО. А так как был он человеком военным и допущенным к разным оборонным секретам, то хвастался не голословно, а вполне убедительно, ссылаясь на тактико-технические характеристики ракет класса земля — земля, которые запросто накрывали одним своим залпом пол-Европы, превращая государства недружелюбной оси в непригодные для дальнейшего проживания территории.

При этом, как выяснило следствие, он использовал нецензурную лексику, поминая матерей глав государств и премьер-министров, и грозил натовскому генералитету кулаком и выставленным из него средним пальцем.

Присутствовавшие на встрече журналисты подначивали патриотично настроенного полковника, на что тот реагировал неадекватно, рисуя на грязных салфетках направления главных ударов продвигающихся к Берлину и Парижу русских танковых колонн.

— Да мы их с их «томагавками»… Да знаешь, где видали…

Там, где «томагавки» никто покуда еще не видал!

— Да пусть только Главнокомандующий даст приказ, и мы их как бог черепаху!

Вообще-то никаких особых тайн полковник не выдавал, так как все эти «секретные» сведения были опубликованы в иностранных журналах, посвященных анализу вооружений иностранных армий. Но одно дело чужая, насквозь враждебная нам пропаганда, и совсем иное — прямая передача информации из уст в уста облеченного званиями и полномочиями должностного лица.

На следующий день падкие до сенсаций журналюки растиражировали ура-патриотическую речь полковника в СМИ, а один, некстати оказавшийся корреспондентом Си-эн-эн, привел ее в зарубежных источниках, которые были некстати процитированы на заседании Европарламента.

Отчего случился скандал.

И пьяная болтовня невоздержанного на язык полковника Городца была признана разглашением гостайны, и делу был дан ход. И хоть полковник, горячась и ругаясь, предъявлял в Военной прокуратуре чужие журналы и ссылки на сайты, где были опубликованы не только тактико-технические данные, но чертежи и фотографии ракет и карты с обозначением мест их дислокации, его никто уже не слушал.

Впрочем, может быть, полковник и впрямь сболтнул чего лишнего, о чем, по пьяному делу, уже не помнил?

Или военным прокурорам требовались жертвы политических репрессий, дабы доказать свою лояльность новому Хозяину, и упускать возможность отрапортовать об успехах в борьбе с перерожденчеством и инакомыслием в армейских рядах они не намеревались.

Полковника Городца было решено взять под стражу, но прежде конвоя к нему в гости заявился тот самый работающий на чужие голоса журналист.

И без обиняков сказал, что гнить теперь полковнику в заполярных лагерях до конца дней своих, рубя бескрайнюю сибирскую тайгу. И тут же, прежде чем его спустили с лестницы, представил своего приятеля. Который говорил по-русски с легким акцентом.

— Я-я… Так и есть — йес, — подтвердил тот, сообщив, что ему доподлинно известно не только о приказе о скором аресте полковника, но и о вынесенном ему будущим судом суровом приговоре. И даже процитировал соответствующие статьи, ни по одной из которых по законам военного времени меньше расстрела не полагалось.

— Мы хорошо знаем вас и высоко ценим ваш боевой опыт, — доверительно сообщил он. — И потому посчитали своим долгом предупредить вас об опасности.

— Кто вы? — подозрительно спросил полковник.

— Журналисты, — с улыбкой ответил незнакомец.

Полковник хотел было схватиться за грудки и за табельный «Макаров», но вдруг понял, что влип по-крупному. Потому что от этого журналиста за версту несло иностранной разведкой.

— Ах ты! — с угрозой сказал полковник.

— Йес… Я… — согласно кивнул лжежурналист. — Я могу обещать вам политическое убежище в любой из избранных вами стран, интересную работу, достойные условия проживания и счастливую личную жизнь.

— Предателем меня хочешь сделать? — свирепея, спросил полковник.

— Но! — замотал головой журналист. — Найн! Не хочу. Не я хочу… Ваши друзья хотят. И верьте мне — сделают.

Своих «друзей» из Военной прокуратуры полковник знал. Как облупленных. Эти точно в лепешку разобьются, чтобы укатать его за Полярный круг к оленям.

— Прошу понять нас правильно, Мы не просим выдавать ваши секреты, мы лишь хотим использовать ваш богатый опыт в борьбе с мировым злом.

— Это с терроризмом, что ли?

— Йес… С терроризмом. В том числе чеченским. Надеюсь, борьба с чеченскими боевиками в Европе не станет противоречить вашим понятиям о вашей чести?

Тут было о чем подумать.

— Можно сделать один звонок? — попросил полковник Городец.

— Другу? — улыбнулся лжежурналист. Намекая на известную телепередачу. Там, у них, давно известную, потому что нами всего лишь слизанную.

— Ага, другу, — кивнул полковник.

По разговору с другом он понял многое — по тону, по односложным ответам, многозначительным паузам и желанию поскорей свернуть беседу. Из всего этого на первый взгляд совершенно невинного разговора все стало понятно — что карьера полковника закончена, что дни его сочтены, телефон находится на прослушке, а бывшие сослуживцы теперь дают против него признательные показания.

— Ну, что вам посоветовал ваш друг? — вновь участливо до приторности улыбнулся лжежурналист.

— Что надо, то и посоветовал! — грубо ответил полковник. — Тебя, сволочь, не спросили!..