Закон и жена - Уилки Коллинз Страница 6

Оставшись одни, мы несколько минут молчали. Юстас заговорил первый.

— Ты можешь вернуться пешком? — спросил он. — Или не пойти ли нам в Бродстерс и оттуда отправиться по железной дороге в Рамсгит?

Он задал эти вопросы так спокойно, точно не случилось ничего необыкновенного. Но его глаза и губы выдавали его.

Я понимала, что он сильно страдал. Странная сцена, только что разыгравшаяся передо мной, не только не лишила меня последнего мужества, но, напротив, укрепила мои нервы и возвратила мне самообладание. Я не была бы женщиной, если бы мое достоинство не было оскорблено необычайным поведением моей свекрови, когда Юстас представил меня ей, и не возбудило в высшей степени моего любопытства. Что значило ее презрение к нему и жалость ко мне? Чем объяснить ее равнодушие при двукратном повторении моей фамилии? Почему ушла она так быстро, точно ей была ужасна сама мысль оставаться в нашем обществе? Главной целью моей жизни становилась теперь разгадка этой тайны. Могу ли я идти пешком? Я была в таком лихорадочном ожидании, что могла бы дойти до конца света, лишь бы муж шел рядом со мной и я могла бы дорогой добиться от него разрешения занимавших меня вопросов.

— Я полностью оправилась, — ответила я. — Пойдем пешком.

Юстас взглянул на хозяйку. Та тотчас же поняла его.

— Я не буду беспокоить вас своим обществом, — резко сказала она. — У меня есть дела в Бродстерсе, а так как мы теперь находимся недалеко от него, то я и воспользуюсь случаем. Честь имею кланяться, мистрис Вудвиль.

Она сделала особенное ударение на моей фамилии и при этом как-то многозначительно посмотрела на меня, чего я при своей озабоченности не совсем поняла. Но теперь было не время спрашивать у нее объяснения. Слегка поклонившись Юстасу, она оставила нас и, так же как его мать, направилась к Бродстерсу.

Наконец-то мы остались совершенно одни. Я, не теряя времени, принялась за расспросы; без всяких предисловий я прямо обратилась к нему:

— Как объяснить поведение твоей матери?

Вместо ответа он вдруг захохотал, громко, резко, неприятно; никогда не слыхала я подобного звука из его уст; смех этот так мало соответствовал его характеру, то есть тому, как я понимала его, что я как вкопанная остановилась на берегу и искренне рассердилась.

— Юстас, ты не похож на себя! — воскликнула я. — Ты меня пугаешь!

Он не обратил на меня внимания; он, казалось, был поглощен своими мыслями, проносившимися у него в голове, и продолжал хохотать.

— Это так похоже на мою мать! — вскричал он наконец, как бы невольно поддаваясь своим веселым мыслям. — Расскажи мне, Валерия, все, что было между вами.

— Рассказать тебе? — повторила я. — После всего случившегося, я полагаю, твой долг объяснить мне ее поведение.

— Ты не видишь в этом ничего смешного? — спросил он.

— Не только не вижу тут ничего смешного, но в словах твоей матери и ее обращении есть нечто такое, что дает мне право требовать у тебя серьезного объяснения.

— Милая моя Валерия, если бы ты знала мою мать так же хорошо, как знаю ее я, то тебе и в голову бы не пришло требовать у меня серьезного объяснения. Смешно относиться к моей матери серьезно. — Он снова расхохотался. — Милая моя, ты не можешь себе представить, как ты меня забавляешь.

Все в нем было натянуто, неестественно. Он, самый деликатный и самый изящный из людей, джентльмен в полном смысле этого слова, был теперь груб, резок, вульгарен. Мое сердце дрогнуло от внезапного предчувствия; несмотря на всю мою любовь к нему, я не могла устоять против него и с невыносимой тоской и тревогой спросила себя: неужели мой муж обманул меня? Неужели он разыгрывает передо ми ей комедию, и разыгрывает ее очень плохо, через несколько дней после свадьбы?

Я решила другим путем добиться его доверия. Он, очевидно, хотел заставить меня отнестись к этому делу с его точки зрения. Я согласилась исполнить его желание.

— Ты говоришь мне, что я не знаю твоей матери, — сказала я кротко. — Так помоги же мне узнать ее.

— Нелегко помочь тебе узнать женщину, которая сама себя не понимает, — отвечал он. — Но я попытаюсь. Лучшим ключом к объяснению характера моей матери может послужить слово «эксцентричность».